Сибирские огни, 1982, № 9

только в контексте данного романа, но и всей тетралогии. Сопоставляя разные эпо­ хи, приобщая к своим раздумьям читателя, Ф. Таурин оттеняет неостановимый бег ис­ тории, эволюцию взглядов, позиций, оце­ нок. Герои «Байкальских крутых берегов» так и не пришли к общему мнению в жарких спорах о национальном и социальном. А вот на первых же страницах «Партизанской- богородицы» беседуют два большевика — Городулин и Брумис, вместе бежавшие из пересыльной тюрьмы Александровского централа. — Ты мне, Иван Анисимович, стал доро­ же родного брата,— признается Брумис. — А мы братья и есть,— отвечает Горо­ дулин.— И кровь одна. И кость одна — ра­ бочая. И враг один. Эту тему писатель развивает, вскользь сообщив, что «Брумис как-то в шутку на­ звал свой крохотный отряд интернацио­ нальным. Четыре человека — четыре нацио­ нальности: армянин, русский, якут, латыш». На всем протяжении романа будет ши­ риться эта тема, и каждый эпизод, явля­ ющий братство людей разных националь­ ностей — а действительность гражданской .войны давала множество таких примеров,— усиливает звучание этой темы. Один из центральных образов романа — Палаша. Веселая, находчивая, умеющая метким словом и высмеять, и подбодрить, не теряющая самообладания в любой об­ становке, Палаша под настроение поет за­ дорную частушку про богородицу. И хотя в этой частушке есть слова «Я не богоро­ дица»,— именно партизанской богородицей прозвали Палашу товарищи по отряду. Девушка видит, как тянется к ней Сань­ ка Перевалов, да и она неравнодушна к этому смелому и лихому парню. И все же она говорит Саньке: «Пусти! Не хочу... не хочу быть только бабой!.. Ну, пойми ты... нельзя нам сейчас... Не хочу я от вас от­ стать... А куда мне с брюхом!.. Ты потер­ пи... Уж как я тебя любить буду!..» Вспоминая этот ночной разговор с Сань­ кой, девушка решает: «Привелись опять та­ кой случай, так же поступила бы... Придет ли такое время, что не надо самой супро­ тив себя идти?..» За выстраданным вопросом Палаши — и высокий строй ее мыслей, стремление быть вместе со всеми в борьбе против Колчака, и мучительный поиск гармонии в жизни — гармонии, которую нужно отвоевать всем миром: один тут бессилен чего-либо до­ биться. Закономерным финалом романа стано­ вится сцена ареста Колчака, тоже написан­ ная по историческим материалам, донесшим до нашего времени дыхание гражданской войны со всем, что ей, сопутствовало,— страданиями и героизмом народа, горем его и надеждами на будущее. «Сибирское повествование» завершается романом «Гремящий порог». В разгар гражданской войны герои «Партизанской богородицы» встречают странного для них человека — инженера-гидротехника Мяки- шева, и даже принимают его за «шпиона»: очень уж непонятным делом кажется изуче­ ние Ангары, которым он занят в то время, когда кругом происходит схватка двух ми­ ров. Как невообразимо далеко от разрухи, царящей повсюду, до исполнения мечты Мя- кишева, которой он делится с партизанами: «Здесь, именно в этом ущелье, будет... я не знаю, когда, но будет... будет построена гидростанция, сейчас даже немыслимая. Мощностью в два, а может быть и три миллиона лошадиных сил!..» Вскоре Мякишев погибает от рук колча­ ковцев — он не хочет отдать им результаты своих исследований. Символично, что имен­ но партизанской разведчице • Палаше — «партизанской богородице» — сообщает ста­ рый инженер, куда он спрятал бумаги. Символично и то, что Мякишев угадывает судьбу мальчика Кузи Набатова — именно Кузьма Набатов, сын погибшего в граждан­ скую войну партизана, становится началь­ ником невиданного строительства на Гре­ мящем пороге. Конфликтный узел романа «Гремящий по­ рог»— не в технической стороне спора: что строить — Устьинскую гидростанцию (эту идею отстаивает Кузьма Набатов) или тепловую станцию (такова позиция главка и министерства). Суть — в отношении к жизни и своему долгу. — Непонятно мне,— говорит Набатову представитель главка Круглов,— что вы так уцепились за эту стройку? Ведь это же су­ масшедший риск! Проектировщики до сих пор спорят, как перекрывать эту бешеную реку. Тут в два счета голову сломить. И сов­ сем другое дело — тепловая станция. Там вы строите на сухом берегу. Имеете под но­ гами твердую почву... Казалось бы, чего проще согласиться На­ батову на предложение главка — спокойная жизнь обеспечена, личная его ответствен­ ность сведена к минимуму. Но Набатов в.озражает — вопреки, на первый взгляд, очевидным доводам. Круглов недоумевает: «Дана установка... Все согласны, один На­ батов не согласен! И не все ли ему равно, что строить — гидравлическую или тепло­ вую?.. Мы инженеры. Исполнители. Наше дело строить. Что строить, есть кому ре­ шать без нас!» Писатель подчеркивает, что в основе раз­ ногласий — проблема нравственная. Спор идет не о том, что и как строить. Каждый по-своему отвечает на вопрос «как жить?». Набатов готов взять ответственность на себя, исходя из общенародных интересов. В контексте всего «Сибирского повествова­ ния» будни стройки воспринимаются как коллективный подвиг, цель которого — осу­ ществить вековые чаяния народа, всегда мечтавшего о новой жизни. Тетралогия поставила Франца Таурина в ряд писателей-сибиряков, создавших значи­ тельные прозаические произведения,— Ге­ оргия Маркова, Константина Седых, Сер­ гея Залыгина, Виктора Астафьева, Вален­ тина Распутина, Ефима Пермитина, Сергея Сартакова, Афанасия Коптелова, Анатолия Иванова... Список этот обширен, и его мож­ но продолжить. Своим опытом, своими на­ блюдениями и раздумьями над жизнью Си­ бири Ф. Таурин дополнил огромное полот­ но, создаваемое коллективными усилиями многих литераторов. Русская литература всегда была сильна углубленным вниманием к жизни народа. Писатели, размышляя о коренных пробле­ мах бытия, пристально всматриваются в процессы, происходящие в самых различных