Сибирские огни, 1982, № 9

ние, он без колебаний примыкает к его участникам. В этом проявляется интернационализм угнетенных — они постигают, что разделены не национальными предрассудками, а соци­ альными перегородками. Лучшие предста­ вители России самоотверженно помогают полякам в подготовке восстания. В их чис­ л е— русский офицер Иван Губайдулин, «мятежный поп» Мелентий, в свое время служивший панихиду по расстрелянным крестьянам, основатель революционного об­ щества «Земля и Воля» Николай Серно- Соловьевич. Уже безнадежно больной, зная, что дни его сочтены, Н. А. Серно-Со- ловьевич подбадривает Шарамовича: «Вос­ стание против тирании — всегда победа, чем бы оно ни кончилось». Но далеко не все сторонники восстания понимают гибельность национальной розни для дела свободы. Характерен спор двух ссыльных поляков перед восстанием. Гус­ тав Шарамович надеется, что заодно с по­ ляками будут русские мастеровые и кре­ стьяне. — Только революция в России может вернуть свободу нашей отчизне! — убеж­ дает товарищей Густав Шарамович.— Пока не будет свободен русский мужик, не ви­ дать свободы поляку! — Вы слышите? — возмущается Нарциз Целинский,— Он печется о русских мужи­ ках... Нет, Панове, скажу прямо: у меня не болит сердце за русских мужиков. Я поляк и действовать для Москвы не хочу! — Вы сказали: у вас не болит сердце за русских мужиков,— возражает Шарамо­ вич.— Оно не болело у вас и многих дру­ гих, подобных вам, и за мужиков польских. Посмеете вы отрицать это?.. Я всегда го­ ворил и еще раз скажу: нам, полякам, на­ до учиться у великих русских революцио­ неров, таких, как Чернышевский и Герцен, и брать с них пример. Этот спор раскрывает одну из главных тем романа. В стычке Шарамовича и Це­ линского слышатся отзвуки разногласий, так пагубно сказавшихся во время польско­ го восстания 1863 года — речь идет, по су­ ществу, о боязни некоторых шляхтичей во­ влечь в восстание крестьянские массы в самой Польше. Кстати, Целинский, который так яростно отстаивает важность нацио­ нальных различий и пренебрегает социаль­ ными категориями, на собственном горьком опыте убедится в ошибочности своих взгля­ дов. «Сколь ни грустно признать это,— ска­ жет он впоследствии Арцимовичу,— в серд­ цах холопов больше ярости к врагу и люб­ ви к отчизне, нежели в благородных серд­ цах шлятичей». Проницательно рисует Ф. Таурин и не­ доверие простых людей к «господам». Зем­ лепашец Голубков, сочувствующий ссыль­ ным полякам, в то же время понимает: «Пословица есть такая: пальцы у каждого к себе гнутся. Вы все баре, господа, инте­ рес у вас свой, барский. Остается ли вре­ мя о мужицкой доле печалиться?» Как' видим, Голубкову не откажешь ни в природном уме, ни в народной мудрости, опирающейся на вековой опыт. Писатель раскрывает перед нами много­ численные проблемы, вызвавшие разно­ гласия среди сторонников восстания. Драматизм положения усугубляется и тем, что среди сосланных поляков есть пре­ датели, завербованные жандармами; и тем, что не хватает оружия и продуктов; и тем, что изощренное политиканство царского правительства, амнистия, объявленная мно­ гим ссыльным, вызвала разброд и обостре­ ние разногласий среди сторонников восста­ ния. В финале романа «Байкальские крутые берега» есть такой эпизод. Иван Соловьев вносит раненого Шарамовича в дом. — Что за человек? — спрашивает ста­ рик крестьянин. — За всех бедных заступник. Старик не соглашается с Иваном: — За всех заступник один бог, да и тот на небе. — То на небе,— возражает Иван.— По­ ра на земле долю искать. — Нашли?..— спросил старик. Не дож­ дался ответа, вымолвил скорбно: — Однако, знать, еще не время искать ее... Плетью обуха не перешибешь!.. Третий роман тетралогии — «Партизан­ ская богородица» — как раз и рисует эпоху, когда начали сбываться вековые чаяния на­ рода. Когда угнетенные, не уповая больше на бога в небе, стали «на земле долю ис­ кать». История явила возможность созда­ ния государства трудящихся, и миллио­ ны людей поднялись с оружием в руках, чтобы эту возможность осуществить. Действие романа «Партизанская богоро­ дица» происходит в Нижнеангарье — там же, где жили и боролись за лучшую долю положительные герои первых полотен си­ бирского повествования. Обратившись к годам гражданской вой­ ны в Сибири, Ф. Таурин также опирается на подлинные события. Не случайна бли­ зость фамилий персонажей романа и исто­ рических лиц. Прототип Владимира Янови­ ча Брумиса — Владимир Карлович Брум, большевик, председатель Временного крае­ вого военно-революционного Совета Севе­ ро-Восточного фронта; в командире При- ангарского партизанского отряда Бугрове, впоследствии возглавившем военно-револю­ ционный Совет, угадывается Николай Ана­ ньевич Бурлов, руководитель нижнеангар­ ских партизан. В образе Вепрева, ближай­ шего помощника Бугрова, можно узнать Даниила Евдокимовича Зверева, ставшего потом Главнокомандующим Восточно-Си­ бирской Советской Армии. Прообраз ин­ женера Мякишева, мечтавшего о гидро­ станциях на Ангаре,— Малышев. Оставивший по себе черную память командир карателей Малаев изображен под фамилией Мамаева. Но в большинстве своем персонажи ро­ мана — обобщенные образы, среди них — Сергей Набатов и его сродная сестра Па­ лаша. Сергей Набатов — один из потомков Ива­ на Соловьева, сын которого был прозван Набатовым. Может быть, Сергей даже не слыхал имени своего деда или прадеда Ивана Соловьева, но мы, читатели, протя­ гиваем эту тонкую, но прочную нить из прошлого века в наш, в годы гражданской войны. Не ради развлекательности и остро­ ты сюжета прослеживает автор судьбы лю­ дей на протяжении долгих десятилетий. Проблемы и мысли, особенно близкие пи­ сателю, рельефнее всего проявляются не 166