Сибирские огни, 1982, № 9
г «Заметь*-^ наклонился Холоньков.—Петро курить запретил в кон торе. И не курят. А ведь я столько бился?!» Мужики, шоферы и трактористы, сидели на корточках, а некоторые на полу, уступив лавки и табуреты женщинам, которые, на удивление, были чистыми и пригожими (при дяде Саше на них смотреть было тош но, как чучела), и, по-моему, молодухи строили Петру глазки. Это меня позабавило. Петр Иванович, солидный, в галстуке, с золотым кольцом на левой руке, часто закидывал голову, от чего глаза превращались в щелочки, и казался он высокомерным. «Подчеркиваю,—Петр рубил рукой воздух,—я за одноэтажность в буднях, за многоэтажность в работе. Да! После работы, товарищи, я —дядя Петя для пацанов, Петр — для ровесников, Петька—для ста риков. Я не гордый! На работе же я на верхнем этаже... Вот что за ерун да: гвоздей нет —ко мне, кобыла захромала —ко мне, в магазине дрова кончаются —опять ко мне!.. Бросьте чудить! Есть завхоз, механик, бри гадиры, они получают деньги... У них свои участки, у меня —свой». «Ясно, Петр Иванович. Чего там, ясно. Конечно», —неслось изо всех углов конторы. Сидевший неподалеку от нас Мазуренко вытянул голову и негромко проговорил: «Дядь Саша! Это он уже говорил нам. Это он специально для вас с Хаёриным говорит. Записывайте! Ему будет приятно!..» Мы переглянулись, дядя Саша стал записывать. Вечером я поделился с женой впечатлениями. «Если не позер, так дурак! —говорил я Ульяне, устраиваясь перед телевизором.—А дураком его не назовешь. Значит...» «Пройдет у него это»,—уверенно сказала Ульяна. «Ну-ну!» «Пройдет!» —повторила Ульяна. Тут поторкались в дверь, я пошел отворять: дядя Саша! Значит, и старика растормошила планерка, подумал я, и не ошибся. Холонькова обижало своевольство Петра, и его театральные жесты злили, и манера говорить по-газетному. «Что вы ополчились на него? —укорила Ульяна, помогая мне уса дить дядю Сашу за стол (он отказывался).—Он и раньше такой был! Раньше вы что-то молчали...» «Ты что там у телевизора?» —спросил меня Холоньков. «Кино сейчас будет». «Не будет,—улыбнулся Холоньков.—Вернее, не придется смот реть...—Он выдержал минутную паузу.—В клуб собирайтесь! Это при каз нового управляющего»,—Холоньков еще улыбнулся, но уже кислой улыбкой. «Фокусник»,—сказал я. «Ничего не понимаю»,—добавила Ульяна. Входя в клуб и видя стечение люда, Холоньков мрачно съязвил: «Разрази меня гром, Глушаков речь держать будет!» Нас пригласили на первый ряд, но Холоньков заявил, что у него дальнозоркость, мы заняли последнюю скамейку. Тут же на сцену упру го заскочил Петр Иванович и поднял руку, требуя тишины. «Только покороче!» —крикнули из зала. На кричавшего шикнули. Столько деревенских людей сразу я вто рой раз всего видел, после памятного собрания, с которого грамоту унес. И тогда, и сейчас неприятно бросались в глаза старческие физиономии. Много старых в одном месте—это действует, право, на нервы. Начина ешь понимать, что не вечен. «Короче? —загремел Глушаков.—С удовольствием!.. Отныне и до конца отчетного года мы будем дружно ходить в кино. Все!..» 109
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2