Сибирские огни, 1982, № 9
Там, в комнате, сделалось тихо, так тихо, что, если бы я оторвался от завалинки и заскрипел снегом, они могли бы услышать меня. Я почти не дышал. Валя стала говорить неразборчиво, да и была она дальше от форточки. Ульяна молчала. «Скажи-ка, ей страшно! —Валя повысила голос.—А мне разве не страшно?.. А другим? Ведь когда мужики были такими, как мы хотим? Никогда, наверно. Плачем, а живем, а куда без них?..» «Тебе-то грех жаловаться». «Я про себя молчу»,—согласилась Валя. «Дура я, конечно,—сказала Ульяна,—Теперь бы и мне успокоиться, а я опять боюсь. Вдруг что с Павлом случится?..» «Успокойся, ничего не случится. Раз на раз не приходится. Ты сей час себя береги, вот что». «А знаешь, когда у меня прыть поубавилась? —задумчиво прого ворила Ульяна.—Мне лет тогда шестнадцать было. Уж какая я вся капризная из себя была! Мне Вовка Батенев записочку написал: будем дружить, как взрослые... Я обиделась. На что, думаю, он намекает? Представляешь, дура такая?! —Ульяна невесело рассмеялась.—Я и от ругала его. После гляжу, он стал дружить с Любашей Зыряновой. Назло мне! А был май, солнце, листочки и черемуха начиналась... Ничего, думала, не пропаду: всегда Федор в запасе. Дура, правда?.. Однажды заявляется в интернат Федор и с ним девчонка, хорошенькая, но поху же меня на лицо. Ах, так! Я и виду не подала, смеюсь, шутки разные шучу. А Федор пошептался с Володей и говорит: айда на речку, про швырнемся. И на меня смотрит. Мы пошли. Федор со своей, Володя с Любашкой, а я одна. Еще воображаю, а на сердце не того. Подошли к броду, ребята девчонок обняли и понесли... Те пищат, визжат, при жимаются, я-то вижу стою. Что делать? Одна. Тогда и страшно стало: одна! Зашла по колено, вода холоднющая, камешки острые. Идти даль ше —ноги заголять надо, я стою, и нельзя реветь от обиды, а хочется...» «Вернулась? Или все же пошла к ним?» «Вовка меня пожалел... Вначале ойи с Федором меня вышучивали. Потом Вовка все понял, и—ко мне. А я ненавижу его, не даюсь. И Фе дора еще больше ненавидела, потому что он обнял свою и стоит с улы бочкой. Тут Володька сгреб меня, стиснул и потащил, я ногами болтала, вырывалась, а он покачивается и идет. Вижу, господи, Федор в воду заходит! На середке остановил, давай меня отбирать. Вовка не отпус кает, и я притихла. И на берегу девчонки притихли. Что ты думаешь, Федор нагнулся, Володьку схватил под руки и под коленки, поднял— вот силища —и так вынес к берегу и меня, и Володю... Как сейчас это вижу: парни отжимают брюки, мокрые до колен, ворчат друг на друга, девчонки насупились, мне же совестно и страшно... Нет, Валя, я тогда еще поняла, что не для меня капризы, я так могу попросту закуковать... Паша, когда ехали туда, говорит: ты какая-то смирная. Будешь тут смирной! Ему что, он легкий, он умеет всегда на виду оказаться. А я?» «Что мужикам! —поддержала Валя.—Встал и дальше пошел!» «Каким, думаю, Леша мой вырастет?.. Сегодня сильно был на Федо ра похожим. Сильно, сильно. Такой же взгляд, такие же...» Я быстро встал, пригнул голову, отошел от завалинки. В дом рас хотелось. Вначале просто прошелся по двору, потом'взял лопату, по углам кое-где кучился снег. Потом, не для женщин, конечно, но и чуточ ку для них, чтобы оценили, если выгляйут в окно, я принес из сарая колун и вознамерился поколоть сучковатую, в три обхвата, чурку. Я давно к ней приглядывался, особенно когда Алешка обронил, что папа Федор пробовал ее колоть. Я поплевал на ладони и обрушил колун на это чудовище —отскочил колун. Через минуту я сбросил наземь полушубок, затем и пиджак снял, впору было и рубаху снять. Я наделал сотню вялых отметин на чурке, а ни разу не вгрызся острием. Руки ослабли, я стал промахиваться, щепки сбоку откалывать, тогда колун —ухх! —книзу, едва ногу успевал отдергивать, а сам вперед чуть не носом, колун одной своей тяжестью 105
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2