Сибирские огни, 1982, № 9

ночь и день. Но когда-то и Ульяна ссутулится, будет мцзд^пьной, будет носить не что красиво, а что удобно и что есть. Мне это ясно приви­ делось. Старуха вдруг обернулась ко мне и такой обдала болью—я встал. Она подошла, показала рукою: нагнись, и, почти касаясь губами моей щеки, прошептала: ц «Она неплохая. Только, что у нее было, ты не поминай, парень. Даст бог удачи, у вас будет как у людей...»—С тем и ушла. Мы стали посуду стаскивать со стола. Ульяна спросила, а что ж тебе мать шептала? Я ответил, что это секрет. Ульяне, я понимал, было приятно, что у меня с тещей завелись секреты. Потом она принялась мыть посуду, хотя я ее стыдил: невеста называется! Совсем не спешит к брачной ночи!.. Но и самому, глядя на Ульяну, захотелось подраз- мяться. Я выбрал в поленнице дров посуше, растопил печь: гости изряд­ но выстудили избу. Погасили свет, приоткрыли дверцу в печке, сели поодаль. «Ну, все вроде довольны!» —сказал я про, гостей. «А чего ж,—обронила Ульяна.—Выпили, поели...» «Да разве дело в выпивке?» «Ну будет о них, Паша. Давай помолчим». Падали из топки угольки, я хватал их с пола и—обратно. При­ гревшись, я пропустил, когда Ульяна от меня ушла, поэтому вздрогнул, услышав свое имя. Поразил далекий голос Ульяны: «Павел, смотри сюда...» При нестойком, колеблющемся свете печного огня я во все глаза смоѴрел на Ульяну, жалостно улыбавшуюся. Она стояла, скрестив руки на груди, в фате и коротком белом платье. Наутро поехали к Алешке, забрали его с урока грамматики. В ма­ газине, чтобы зад 9 брить мальца, я купил шоколадных конфет. Алешка дичился. Пили столовский чай, ели булочки, я пробовал шутки шутить, а потом и зло взяло: клоун я, что ли? Вечером Ульяна с грустью призналась, что булочки были горькие. Вечером же, еще не .стемнело, Валя пришла Глушакова, прознавшая, что мы от Алешки. Женщины притаились в кухне. Вышел я, поглядел вдоль улицы; ни человечка. Вернулся во двор, дай, думаю, послушаю, о чем они говорят? Не государственные же секреты? Прокрался близ завалинки, присел у окна, подминая снег. «А потом—что?»—это голос Вали. «Шутил, а не смешно было,—тихо отвечала Ульяна.—Алешка мне шепнул: ма, приедь одна!.. На днях съезжу, а Павлу говорить не буду... Валя, Валя, это я во всем виноватая...» «Брось грешить! В чем ты виноватая?» «Во всем!» «Хотеть доброго мужика в дом —это, считаешь, вина?» «Как-то же другие одинокие терпят? Павел и не явился бы в дерев­ ню, да я послала ему поздравительную. Он и понял, что зову. Может, і он не сильно хотел ехать». «Не хотел бы, подруженька, ни за что б не приехал!» «Валя, ты не понимаешь. Я-то, господи, очень рада, что мы сошлись. Другое дело, что Павел часто задумывается. Вот что он думает? Может, ему не так со мной?» «Не бери в голову. Здесь поживет, омужичится... А хочешь, неси карты, я сгадаю!..» «Не надо, Валя. Маманя гадала: будем жить... Ведь мне Федор много интересного про Пашу сказал. У меня, говорил, есть и умный приятель в городе, а не сплошь кирюхи, как ты думаешь... Будто сам он и свел меня с Пашей...» «Ульяна,— прикрикнула Валя,— перестань!..» 104