Сибирские огни, 1982, № 8
ком в магазин едет, то Руслана в садик да из садика везет. Теперь, на верное, в школу мальчика возил бы, если б Головчанский не умер. Когда Бирюков перевел разговор к супругам Стрункиным, на ще ке Огнянниковой появилась улыбчивая ямочка: — Юморная пара. Тося безобидная болтушка, а Иван Тимофее вич законник. Он, наверное, даже спит в обнимку с журналом «Чело век и закон». Простодушен, как не знаю кто, но уж если дело коснется соблюдения законности, тут Стрункин не успокоится, пока до донца не докопает. Могу рассказать потешный пример. Был в ПМК одно время председателем профкома Юрий Яковлевич... Фамилию забыла. Лысый сорокалетний пустозвон и анекдотчик. В строительном деле совершен но не разбирался. Его никто всерьез не принимал, а он, бывало, как только на собрании до трибуны дорвется, так прямо из кожи лез, что бы показать, что тоже не последний начальник. Выберет кого-нибудь из безответных, типа Олега Туманова, и давай разделывать под орех, вплоть до оскорбительных выражений. Ну, а поскольку существа дела никогда не знал, то в критиканском азарте придумывал что по пало и порою нес ахинею. Как-то в запальчивости зацепил и Струнки- на. Иван Тимофеевич, не будь дураком, тут же собрал свидетелей и— к прокурору. Что вы думаете? Доказал, что председатель профкома не только оклеветал его, но еще и оскорбил. А по уголовному кодексу за такие дела, оказывается, можно даже свободы лишиться. Юрия Яковлевича, правда, не посадили за решетку, но на пятьдесят рублей оштрафовали и с профсоюзной работы выперли. Вот такой он, Иван Тимофеевич... — Не знаете, из-за чего Стрункин уволился из ПМК? — Говорил, что надоело шестерить у Головчанского, а на самом деле, не знаю, из-за чего.—Огнянникова, поскучнев, опустила глаза.— Если быть откровенной до конца, то Иван Тимофеевич и развел нас с Тумановым. Сказал Олегу, будто видел у кого-то мою неприличную фо тографию. После этого Олег взбунтовался. — Он что, поверил Стрункину на слово? Огнянникова усмехнулась: — Олег доверчивый, словно ребенок. К тому же, в ПМК все знали, что Стрункин напраслину говорить не станет, как тот профкомовский пустозвон, а уж правду не утаит. У Ивана Тимофеевича что на уме, то и на языке. — Как Стрункин лично к вам относился? — Плохо. Он почему-то был уверен, что наши отношения с Голов- чанским значительно ближе, чем служебные. Только, уверяю вас, Иван Тимофеевич глубоко заблуждался. Бирюков повертел в руках пустую чашку: — Аня, а кто, по вашему мнению, свел счеты с Головчанским? Огнянникова шутливо загородилась руками: — Избавьте, пожалуйста, меня от выводов. Я ведь из сплетен узна ла о смерти Головчанского, а сплетни есть сплетни. Знаете, как получи лось... В пятницу я уехала^в Новосибирск. Хотела провести отпуск в Прибалтике. Рейс самолета'на Ригу вечерний. В аэропорту Толмачево подошла к кассе за билетом, хватилась — кошелька нет. Или обронила нечаянно, или карманники вытащили — не знаю. Триста рублей как не бывало. Что делать?.. Пришлось всю ночь сидеть в аэропортовском вокзале, а в субботу не солоно хлебавши вернуться домой. Куда без денег уедешь? Пропал теперь отпуск, придется на берегу Ини загорать. — Красивое холеное лицо Огнянниковой стало печальным. Она, словно раздумывая, помолчала.— Кстати, когда я в воскресенье услышала в магазине о смерти Головчанского, придя домой, позвонила Софье Геор гиевне. Хотела выразить искреннее соболезнование. Ой, вы бы слышали, как она на меня раскричалась... От стыда сгореть можно. Странная женщина. — Да, очень странная..,— сделав ударение на слове «очень», сог ласился Бирюков. 75
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2