Сибирские огни, 1982, № 8

по нем одна себе долгими томительными ночами. Но овдовели тогда в Сосновке почти все бабы, проводившие на фронт мужей. Тяжелее было тем, кто с ребятишками. Таисье-то вроде еще повезло. Когда провожала Костю на фронт, целовала в последний раз у запылившего затем по уво­ дящей вдаль дороге ходка, знала уже, что беременна. Да не сказалась мужу, боялась —свяжет руки маленький... Сходила к бабке Вагапихе, вытравила, хоть сама чуть богу душу не отдала... Теперь свою первую замужнюю жизнь вспоминала она редко, была та как далекий сон, поче­ му-то чаще вспоминался даже ей не Константин, а его тоже не вернув­ шийся с войны младший брат Иван. Казалось, был тот к ней ласковей, больше жал$л... После, когда взял ее Степан Матвеич, вроде воспряла духом, хоть и старше ее на пятнадцать лет, все ж таки опора, не вековать век одной. Да и председателем колхоза был он в ту пору, в почете, в си­ ле. Не отбивала она его у Натальи, но и не гнала, когда стал украдкой ходить к ней, не воротила к семье, когда перешел совсем в дом. Значит, не Наталье фарт, а ей... Сходилась не по любви, думала привыкнуть, да так и не прикипела душой. Лишь пуще опостылел ей Матвеич под ста­ рость, живут теперь двое под одной крышей, каждый сам по себе. И спят уже сколько лет поврозь. Все могло быть по-иному, если б не война. Но не Костю сейчас жалела Таисья, временами казалось ей, что был он даже не в ее, а в чьей-то другой жизни. Жалела загубленного ребеночка, жалела себя... — Слышь, мне от тебя ничего не надо,—бормотал, навалившись на стол, Матвеич.—Только хотел, чтобы письмо написал... Хоть стра­ ничку... Стучал дождь. Крупные капли копились на оконном стекле, и, не удержавшись, скатывались мутными извилистыми ручейками. Грустно смотрел на замок косоротый принц над затихшей Таисьей. Григорий крутил на клеенке рюмку, и тусклый свет дождливого дня отражался в ее пустом зеленом стекле. Собираясь сюда, он думал, сколько выскажет отцу обидного, горького, но не было в нем сейчас ни злорадства, ни оби­ ды, все получилось иначе, чем он ожидал. — Тять,—- окликнул он отца, глядя на опущенную, с жалким белым пушком, стариковскую голову.—Тятя... Помнишь, как ты мне раз леден­ цов принес? Подушечек... Еще там были лепешечки такие длинненькие, с одной стороны желтые, с другой —белые... Помнишь? Матвеич поднял голову и посмотрел на сына долгим затуманенным взглядом. — Помнишь, тятя? — повторил Григорий, пытаясь вспомнить мо­ лодого отца таким, каким тот был, когда жил еще с ними. Матвеич уронил голову и на ощупь нашарил на столе руку сына. — Сынок... сыночка,—шептал он, слабо сжимая Григорию руку.— Сынок, я тебя не обижал... Сыно-ок...