Сибирские огни, 1982, № 8

— Слышь,—вдруг потянул за рукав сына, что-то вспомнив,— А она... Наталья-то, поминает меня? — Нет,—резко ответил Григорий.—Не вспоминает. Матвеич обреченно махнул рукой: — Жисть такая была... Тебе все одно не понять. Веки его потяжелели. Он открывал глаза, глядел на сына, и снова его одолевала дремота. — А Таисью ты не боись,— бормотал он.— Слышь, Гришка, не боись... — Мне-то что? —Григорий пожал плечами.—Уеду я завтра. К одиннадцати часам надо в аэропорт. Матвеич заплакал: — Поживи у меня... Денек еще поживи... Кабы ее дите, разве бы она так привечала? Открылась дверь, вошла Таисья. Сжав тонкие губы, бросила косой взгляд на мужа. — А ведь он хотел на розыски подавать,—ядовито сказала она, остановившись возле стола.—На тебя, Гриша... Запрошлый год в мили­ цию ходил. Ваську, который от Марфы у него, и тебя хотел разыскать... Я ему —не надо, а он свое. Хотел, чтобы с вас присудили ему платить. — Что попело не мели,—все еще плача, замотал головой Матве­ ич.—Я адрест хотел узнать, чтобы хоть письмо отцу написали. — Врет он, Гриша, врет... Деньги ему с тебя нужны. Задев мужа подолом, Таисья выключила телевизор и проіпла к печи. Матвеич утер слезы: — Ты не мели, а, слышь, найди нам ещё бутылку. Таисья, отвернувшись, переставляла на шестке кастрюли. — Брал бы в магазине, сколь надо. — Ну, дай... Третьеводни видал в кладовке. Слышь, впервой с сыном пью, поди, и в последний. — Выпил, и хватит! —сорвалась Таисья.—Хватит! Погляди на се­ бя — весь побагровел. Опять всю ночь буровить будешь... Всхлипнув, Матвеич поднялся и, пошатываясь, вышел в сени, не прикрыв за собой крашенную охрой дверь. Вскоре воротился, держа поллитровку с какой-то мутной жидкостью. — Залил свои шары! —всплеснула руками Таисья,—Это же мое втирание от спины! Она попыталась вырвать заткнутую бумажной пробкой бутылку, но старик, испачкав рубаху, которую надел по случаю приезда сына, крепко прижал поллитровку к себе. — Жри! Сдохнешь! Седня же сдохнешь...—У Таисьи прихватило голос. Отступившись, она кинулась к застеленной пикейным покрывалом кровати и лицом вниз упала на взбитые подушки.—Седня же сдохнешь... На прибитом над кроватью ковре по ярко-синему озеру плыли ле­ беди с изогнутыми шеями, косоротый принц, держа под уздцы большего­ ловую оседланную лошадь, грустно глядел на белые башни замка над озером... — На черта мне такая жизнь,—глотая слезы, шепталаТаисья.— На черта такая жизнь... Григорий сидел, потупившись. Матвеич поставил бутылку на подо­ конник рядом с разросшейся петуньей и, покачнувшись, тяжело опустил­ ся на табуретку. — Был бы лет на десять моложе, ушел бы... Я же мужик, Гришка, мужик... Выпью, так хоть с людьми поговорю. От нее же, туды ее, толь­ ко ругань одна... Все неладно —не так сел, не эдак встал... Куды же мне деваться? Хоть в петлю лезь... — Ну, ну,—строго сказал Григорий.—Ты это брось. А Таисья, выплакавшись в смятую подушку, мучительно думала о своей жизни. Первого мужа ее убили на фронте в сорок втором, прожила она с ним чуть больше года и даже не успела к нему по-бабьи привя­ заться. Но, когда пришла на Константина похоронная, неделю плакала 62