Сибирские огни, 1982, № 8

— Девки любили меня... А был бы ученый, и сейчас каким-нибудь бы директором смог... — Сиди,—снова не выдержала Таисья.— Образованные теперь на должностях. — Образованные, а распорядиться не могут. Я малограмотный тринадцать лет председателем колхоза отвел и опосля —вечный руково­ дитель. Вот зима подойдет, опять же меня фуражиром на ферму просить будут.—Он взял кусочек хлеба и долго жевал его.—Я ведь в рубашке родился,—вымолвил он, управившись с коркой, и опять притронулся к руке сына,—Слышь —махонький шибко оспой болел, в деревне тогда сколь народу примерло, брательник мой, на год старше меня, Ванька ря­ дом на полатях помер, а я только на правое ухо оглох... Парнем уже был, на вечерки ходил, все еще текло изнутри. Так опять же из-за этого уха на фронт не взяли, а то бы давно живого не было. — То и оно, что мужики погибли, а ты яровал,—помрачнел Григо­ рий.—Воли много было. — Тебе бы тую волю,—неожиданно горько сказал Матвеич. Где-то в, далеком отсюда зале жалобно пели скрипки. Звук был звонким и чистым, но изображение на экране временами колыхалось, словно отражение в разволновавшейся воде. — С кем-нибудь из наших сосновских связь поддерживаешь?—< спросил Григорий. — Сарка сколькой год тут в Вороновке живет, сестра вон ее,—кив­ нул,Матвеич на жену.—Каждой день видимся. Запрошлый год на базар ездил — Василия Чугунова повстречал, Кланьку Шеховчихину два раза в городе видал... С Сосновки-то, считай, все поразъехались. Семей пять, говорят, осталось. Беспутные, которым податься некуда. — Изба, где мы с матерью жили, цела или нет? —помолчав, задум­ чиво сказал Григорий. — Нашто ора тебе? Ты, поди, ниче и не помнишь. — Почему? Мне одиннадцать лет было, когда мы с матерью из Сосновки уехали. Я помню, как ты ей справку не давал. — А кому было работать в деревне,—не то ответил, не то спросил сына Матвейч.—Мужиков-то не осталось. Ее отпусти, других тоже на­ до... Нельзя было пускать. — А мамка тебе горы свернула. И так здоровье там оставила. Я не забыл, как она плакала. Все женщины из-за тебя плакали. — Не из-за меня, от войны плакали... — Бабам шибко трудно было,—опять встряла Таисья.'—Уж кака я была тогда худа да голодна, мочи нет. Кофтенка красна на мне с от­ ложным воротничком, так тут у самого горла застегивала, стыдно было те­ ло показать.—Она неловко притронулась к тонкой с выдавшимся кады­ ком шее, глядя ца экран телевизора, где, сцепив под пышной грудью руки, бесконечно долгой трелью залилась певица в длинном до полу платье. — Раз за Долженкиным двором косили, так последний прокос на коленках ползла и после до стана ползком. Уж когда берег увидала, поднялась... И никто не хватился —где же Тайка? Иван, царство ему небесное... Косили с ним рядом, он жалел меня. Бывало, свой ряд прош дет и мой навстречу с. конца выкосит, потом я опять рядом с ним.— Она вздохнула, жалеючи не то себя, не то того убитого Ивана.—А за смородину раз лишних два прокоса пришлось идти. Это уж когда мужи­ ков последних забрали... Степан вот один остался... Черной смородины куст на гривке рос большущий, уж кака на нем ягода сладка, кака спела... Степан-то, почитай, и не косил с нами, только литовки отбивал, говорит —покос выкосите, тогда и оберете смородину. А я не утерпела, сорвала на ходу ягодку. Так он за то меня еще две ручки заставил ко­ сить. Пошли вдвоем с Серафимой, сестра же. Змей ты, Степан... Шибко активничал. — Чего тогда пошла за змея? —рассердился Матвеич. — Да деваться некуда... Я свово мужика еще после похоронной цельных два года ждала. 60