Сибирские огни, 1982, № 8

ноге, чтоб половицей себя не выдать, звонок — прыгаю... Допрыгал к дивану, развалился удобно: звони теперь, милая, сколько влезет! Я слышал, она переминалась за дверью, ловила шорохи, потом за­ стучала каблуками по лестнице, и, приоткрыв штору; я увидел: она вы­ скочила из подъезда в безлюдный двор. Она замешкалась под окнами, и я напряг зрение, разобрать, что она в темноте соображает. Едва я успел отшатнуться: на подоконник и на пол высыпались осколки стекла —камнем зафитилила!—вот-с они, изя- чные манеры. Зло восхищенный, я рванул балконную-дверь: «Эй, кто ж будет собирать осколки?!» Наталья даже не обернулась. ...И вот я снова нормировщик. Я обошел полузабытый цех, сердце билось ровно, как после разлуки с нелюбимым гнездом. Все рабочие мне казались на одно лицо, абсолютно незнакомое, я стал листать наряды с фамилиями —фамилии прежние. Надо сказать, мой предшественник умер по старости, и с месяц никто всерьез документацией не занимался. Так что неделю я работал в поте лица, а наладил дело —заскучал. Что­ бы развлечься, я ходил на соседнюю стройку к каменщикам, которые принимали меня за чудака, но охотно пускали гнать стенку. Час-полтора ежедневно, причем в рабочее время, я бесплатно поднимал коробку бу­ дущей школы, а через пару недель бригадир Винник подошел: «Как имя, фамилия?» Я ответил, что здесь я для разминки, что хочу поддерживать форму, и мои кубометры пусть запишет себе. Кряжистый и татуированный, Вин­ ник выругался, покрутил пальцем у виска и рявкнул: «Духу чтоб твоего больше не было!» Грезились мне Боровики. В первомайской открытке, которую я сочинял долго и мучительно, я пожелал Ульяне здоровья, счастья и успехов, а Алёшке приписал, чтобы рос мужчиной и бойцом. Я написал текст поздравления синей ручкой, а свой домашний адрес —красной: наивно обозначив вопрос и тревогу. Ответа не было. Однажды заглянул в читальный зал, взял пособие для агрономов и зоотехников —такая муть! Вот консервирование плодов и овощей в до­ машних условиях —это понравилось! Выписал рецепт сушки грибов и маринования ягод. Слушал сводки с полей по радио, читал в газетах о проблемах мо­ лочных ферм —каково! —это и смутило меня. В мае месяце думал: за­ чем ехать в гости —там сев. В середине лета город изнывал от жары и тополиного пуха, а в селе сено косили. В августе они там готовились к жатве, а в сентябре ее заканчивали. Хотел съездить в начале октября, но пошли дожди, дожди, и я вспомнил грязь. Вот он, вред просвещения! Лучше бы газет не читал и не слушал радио. Лето оказалось для меня пустым, осень унылой. Я впервые не Заго­ рел, одни руки потемнели: их обжигало солнце через распахнутое окно, когда заполнял наряды. Еще я написал короткое письмо Веньке, отпра­ вил на Матвеича в часовую мастерскую, чтобы передал другу, когда тот вытащится из тайги. Я намекнул, что к зиме, возможно, адрес мой будет деревенским и я сразу сообщу. Один раз в неделю, как закон, это случалось в субботу или в воскре­ сенье, ко мне стучалась напомаженная баба Лера с мешочком лото. Она любила выигрывать. Как-то она, помаявшись, предложила мне три фо­ тоснимка. Я посмотрел, а там девичьи лица. «Ну и что?.. Артистки?» «Невесты!» — сказала она торжественно. Это было смешно и больно. Наталья так и не вернулась, Ульяна так и не ответила. Когда я думал об Ульяне, сразу рядом оживал лобастый Федор, и Батенев, в кожаной куртке и шляпе, морщился от раны на руке, и пузы- 32