Сибирские огни, 1982, № 8

Ты же мягкий, как валенок, а зоб только для видимости раздуваешь. Не так разве? Так! Ну ты меня не ругай, окаянную бабу. Ты одно, а Фе­ дор... он тоже был одинокий, и в холоде...» Когда задышала ровно и глубоко, я тихонько отжался на руках, но­ ги на пол, и на цыпочках прошел в кухню. Я постелил газеты и присел на пол близко к батарее отопления. Спине было горячо, но из форточки струил на жаркие плечи воздух весны, и ногам было холодно от половиц. Я курил, и я думал о женщинах. Стыдно признаться, но я в этот вечер хотел Наталье понравиться. Ведь и былое примешивалось, то самое: хо­ дил, слюни пускал, как выразился однажды Федор. Я дал себе слово, что с Натальей —последняя ночь. Пусть она забудет Павлика, который вы­ зывал в ней жалость и умиление, пусть знает Павла. Ей нужно было подняться в семь утра, но мы дружно проспали, и она одевалась как на пожар. Я целомудренно лежал к стене лицом. Когда ехал сюда из Читы, держал в мыслях твердый пла,н: работать в городе, женой обзавестись (по возможности любящей и некапризной), наладить круг легких знакомых, чтобы, если потерять их, было не слиш­ ком чувствительно, и в идеале пробиться в институт на заочное. Чем не хорош план?! Но поездка в Боровики за письмом, и само письмо, а сле­ дом вторжение горячей вдовы—все это основательно покачнуло мой план. На Федора я попросту разозлился: святое дело растить пацана превратил в наказание. Или в обязанность. Хотя, с другой стороны, это шанс откупиться от долга, который выдумал я на свою голову. По своей доброй воле, а не по настоянию, я мог бы, конечно, стать для Алешки по­ водырем, покуда он не вырастет. Но ведь эта записка, помимо всего про­ чего, еще и подталкивала меня к Ульяне. Вот что. А ведь ей-то, наверня­ ка, уютно в деревне среди сво^х родичей, в город ее не сманить. Ульяне по сердцу колодцы с журавлями, грядки огурцов и утиное кряканье; ей привычен мужик, таскающий с огорода по три куля картошки зараз и умеющий колоть чурбаки так, что щепки через крышу улетают. На что ей такой цаца, как я? По некоторым признакам я допускал, что Ульяна конверт вскрыва­ ла. Она все знает, а при встрече водила за нос и теперь ждет: чем мое сердце успокоится? Наталья, та проще, та еще бы и добавила: вот вам письмо, и если вы, гражданин Хаёрин, не женаты, уж вы присмотрите за нами, как и велено... Конечно, зря я Торопился из дома Ульяны, надо было поговорить, как она и что. Едва ли она совсем .одинока. Такая молодая, пригожая — и одна? Новые сумерки окутали окно, подступала всего лишь вторая ночь одиночества, а столько событий. Мелькнула совсем уж больная мысль: ехать на жительство в Боровики. Но поехать в Боровики, морщил я лоб не означает ли отказаться от собственной линии жизни в пользу той ко­ торая оборвана слегка и по моей вине? Теперь что ж? —доживать жиз­ нью Федора и приносить ту пользу совхозу, которую он мог приносить останься он жив, а потом и сойтись с его друзьями, и готовых иметь вра­ гов, и съесть десяток тонн мяса, и выпить сколько ему было отпущено ящиков вина?.. К черту все это, к черту... Иное дело, поехать туда на два- три месяца, прикинувшись художником, например. Пожить это время среди простых людей и понять: кто есть Ульяна и чем могу быть интепе- сен Алешке, если выпадет заменить отца. у И ^ут зазвонили в дверь. Явилась! Хорошо, что я не включил свет, можно было и затаиться Звони, звони! Наталья застигла меня на скрипучих половицах и долго пришлось стоять столбом, а звонки ее поначалу были игривые, потом на­ стойчивые и сердитые, а уж потом насмешливые: кто —кого?! Она хоте­ ла взять меня на измор. Тогда, задетый бесцеремонностью, я взял такти­ ку охоты на глухаря: звонок—прыгаю, пауза —балансирую на одной 36