Сибирские огни, 1982, № 8

Я промолчал. «Пренебрегаешь, начальник! —сказала насмешливо.—Время прош­ ло, меня надо реабилитировать. Ты понял? Я ж, как Дунька с макарон­ ной фабрики, слушай, все собиралась полюбовное письмо написать. А ку­ да? Ты ж адресов теперь не оставляешь!..» Она принялась решительно обшагивать комнату. «Слушай, а с Федей вы чисто обделали.—Она круто повернулась в мою сторону.—Ве/й>, Павлик, тот, который сидит, его вместо тебя поса­ дили?..» «Ты что, с ума сошла?» «Давай, давай,—она знакомо щурила зеленые глаза.—Но ты учти, я никому...—Она отчаянно замотала головой.—Никому тебя не заложи­ ла. А могла бы! И ты б тогда загудел...» Переход от поцелуя к шантажу был настолько стремительным, я словно язык проглотил. «Да ты не бойся».—Она была довольна собой. «Одевайся,—выдавил я,—и пошла вон». Мы стояли посредине комнаты, как на борцовском ковре. Она вся в красном, а я в желтой майке. «Не уйду». «Еще как уйдешь!» «Не уйду,—повторила она.—И ты, Павлик, не базарь, я тебя неда­ ром караулила. По-хорошему, слушай, я сегодня не уйду. А применишь силу, я рвану в милицию, так и знай...» Я отошел к окну, уперся в подоконник. «Поехали, скажу, вместе с Федей. Там уханькали его. Потом один попался в тюрьму, а другой сбежал на два года... Меня спросят: а за что они Федю?» «Ну-ка, ну-ка! —мне стало любопытно.—Что ты ответишь?!» Она и глазом не моргнула: «Скажу, что из-за женщины!» «Уж не из-за тебя ли?» «А за кого еще?» «Ну нахалка,—я попробовал засмеяться, не получилось.—Ты для этого мелко плаваешь». Она все еще стояла: руки в боки, грудь впереди. Я поставил на стол батарею бутылок, принес стакан и хвост сухой рыбы, предложил Наталье стул: угощайся, а сам ушел в кухню пере­ одеться. Я наскоро выгладил брюки, натянул розового оттенка рубаху, Венька говорил, что мне розовое к лицу, и, глянув в зеркало, вышел к нахальной гостье. А она —это невероятно—плакала. Она полулежала на диване, уткнувшись в подушку головой, всхлипывала, вздрагивала сильным телом. Потом она уходила умываться и вернулась в комнату постаревшая до своих тридцати. Я решил с ней по-хорошему. Я помню, она внушала мне, молодому, что с женщиной если по-хорошему, она и ручная. «Насчет Феди,— она усмехнулась,—это я на пушку брала. Все я прекрасно знаю, Федор сам виноват. Себя не пожалел, своего сына, а что я на бобах осталась—это ладно. Обидно, конечно, но человек был и не стало —это да, это страшно». «Он еще долго жил?» ^ «Две недели почти. Слушай, Павел,—она смотрела мимо меня._ Возьми жить на квартиру, а? Ты ведь меня знаешь, я никогда не ныла. А тут совсем замоталась: дрова покупные, вода у черта на куличках! трижды печь перекладывала, а дымит, зараза... Войди в положение’ Павел!..» «Нет»,—твердо сказал я. «Возьми, Павел.., Только на одну зиму, а там мне дадут, обещали...» «Не могу, не обижайся! — я не мог на нее смотреть, у нее опять за­ дрожали губы,—Ну куда я вас возьму? Куда? Переругаемся, передерем- 34