Сибирские огни, 1982, № 8

правой ли ногой запнулся, чтобы спросить бабу Леру, к счастью это или к беде? Стояла у стола невысокая женщина в светлом коротком платье, го­ лова у нее была, как чалмой, закутана полотенцем, а лица я сразу не разобрал в кухонной полутьме. Я перевел глаза на крылку стола: на кле­ енке мука, колоб теста, а в алюминиевой чашке мясной фарш, и пахло чесноком. Женщина сдержанно кивнула моему неуверенному «Здравствуйте», не пригласила ни пройти, ни присесть. Я и вовсе расстроился. «Ульяна Дмитриевна?.. Если не ошибаюсь». Она опять лишь головой кивнула и глаза скосила к окну. Я подумал: она кого-то, не меня, ждала, и я не вовремя. Из окна было видно дорогу, там я топтался, прежде чем свернуть по тропинке к дому, и женщина, видимо, тут терялась в догадках: если к ней, то — кто? На короткий миг мы встретились глазами, я свои быстро убрал, а когда насмелился вернуть, то увидел: она обеими руками сдвинула с го­ ловы полотенце, головой качнула, и скользнули на плечи ее темные во­ лосы. И ведь какой я все же мужик! Мне ли в ту минуту думать: красива она или так себе? Ведь я пришел виновный-развиновный, не перед людь­ ми виновный, а именно перед ней, вдовой. Но я вздохнул с облегчением, когда она раздернула шторки'и оказалась вся в свету: хороша собой, Фе- Діор не преувеличивал. Я не мастак пересказывать на словах лица женщин. В кругу моих знакомых по экспедиции, я могу сказать точно, об Ульяне вывод был бы таков: хорошенькая, а Веня мог бы добавить что-то о гла­ зах, в этом мы с ним сходимся. У нее были в тот момент глаза человека, за которым долго гнались, и он выбился из сил. В тот момент я готов был поклясться, что она прекрасно знает, кто я такой, но неумело пыта­ ется это скрыть. Полотенцем она сделала движение над табуретом, будто смахивала мне невидные соринки, и подставила табурет к порогу. «Садитесь, пожалуйста»,—сказала, не глядя. И стала полотенцем вытирать сухие руки, от муки белые и сухие. Она подождала„когда я присяду, и опустилась на стул близ окна. Я ви­ дел: она спокойствие напускала. Да и немудрено! Ведь не каждый день являются к ней бородатые страннички, знающие имя ее и отчество. «Слушаю вас»,—у нее глуховатый голос. Я вздохнул, как перед прыжком с вышки. «Известна ли вам,— начал я,— фамилия... Хаёрина?» «Да,—тотчас сказала она.—Это —вы?» Я снял фуражку, расстегнул плащ, просто так посмотрел на часы: половина третьего. Я не знал, о чем говорить с этой женщиной. Занимал меня дед худой, у которого, как выяснилось, есть для меня письмо. Но это не дело: поздороваться с женщиной и—сразу вопрос: а вы не знаете, мол, деда худого? Да и сколько их тут, худых?.. Женщина скрестила руки на груди. «Если вы Хаёрин,— она прикусила нижнюю губу, тогда по обе сто­ роны вздернутого носика я разглядел россыпь веснушек, это придавало лицу задорное выражение.—Если вы Хаёрин,— проговорила торопли­ во,—для вас есть конверт...» И с таким она укором посмотрела —я встал, растерянный. «Сидите, сидите,—вытянула она руку.—Я сейчас». «От Федора?» спросил я. В этом не было необходимости. Конеч­ но, письмо от Федора; и я несуразно подумал, что это все-таки лучше чем от живого Батенева. ’ «Послушайте!..» —она запнулась. Я решил, что она вспоминает имя. Сказал, что я —Павел «Ну да, Павел, —равнодушно подхватила она.—Послушайте, Па- 31