Сибирские огни, 1982, № 8
гар забывать, здесь не тайга, сигареты здесь не помнутся. И что еще за дед такой? Конечно, чей-то батька: Ульянин или Батенева? УФедора, как он говорил, отец давным-давно на погосте. Аписьмо?.. Что еще за письмо?.. Не успел порог переступить, а столько сразу загадок. Баба Лера делает движение встать, но вздыхает и остается. «Придется в деревню ехать,— говорю я.— За этим письмом. Перено чую да поеду». «Ох, смотрите,—жеманничает старуха,— надо, так пришлют это письмо. Ничего... ѵА где хоть они, эти Боровки? Вы там бывали?» «Был,— говорю я и добавляю:— Целых два года снились». Оставшись наконец без бабки, я стал слоняться по квартире, пыта ясь прочувствовать себя: рад ли возвращению? Было неопределенное состояние: будто мчался я в гости к старинному другу, предвкушая его радость, а свое волнение, а друга-то и след простыл. Я присел на подоконник спиной к свету, оглядел жилище и нашел, что без меня оно постарело. Потолок весь был в сетке морщин, местами облупилась на стенке известь и с пола слазила коричневая краска. А книжные полки — тесные, когда уезжал,—теперь сильно смахивали на порубленный лес. Эти мои солидные квартиранты предпочли авторов, которых я особенно любил, с полок исчезла ценная порода, остались поросль и сухостой. Окно почернело, а потом и заиграло в цвете: вспыхнули неоновые огни. Высотный дом плыл в темноте, посвечивая рядами окОн-иллюми- наторов, низко пролетел самолет, грохоча, и кто-то внизу истошно орал: «Такси, такси!» Я достал семейный альбом, погрустил над фотографиями: милый такой мальчонка, с челочкой набок, сначала на коленях у матери, а вот уже рядом с ней, а вот и за ее спиной, возвышаясь на метр. Теперь этому мальчонке двадцать пять, и ни профессии путной, ни образования, ни друзей, кроме далекого Вени, ни порядочной женщины... Поворошил старые справки и удостоверения, нашел три любовных письма от одноклассницы, она писала мне на уроках, а в руки отдать сте снялась, слала почтой. Попался клочок бумаги с колючим почерком: «Дождись, я зайду, и махнем на танцы в Дом офицеров»,— писал мне когда-то Федор. Как из прошлого века послание пожелтело, свалялось. Утром выехал в Боровики, и повторилось: электричка, полустанок, снег с дождем вперемешку, дымок печей и все та же лампочка, несмотря на день-деньской, тужилась, желтела одиноким глазком. * * * Точно по расписанию прибыл автобус, все обрадовались, но шофер огорошил: распутица, так ее и этак, в Боровики не проехать, довезу до сворота, а уж там шесть километров пешком. Потом я часто буду кур сировать этой дорогой и умильным взглядом отмечать места одно луч ше другого, но в первый раз не за что было зацепиться: поля с проплеши нами снега, околки драных берез (не терплю их без листьев), и снова , поля, ПОЛЯ... Шофер посочувствовал нам, высадив у сворота, и покатил. Женщи ны подобрали юбки повыше и, скользя резиновыми сапожками, пошли краем нескончаемого поля. Одна из них,—может, жена Федора, подумал я,— оглянулась на меня, что-то сказала спутнице, и, убыстряя шаги, они сдержанно рассмеялись. Отпустив женщин на порядочное расстоя- » ние, затопал и я, сладко тоскуя по асфальтам. Вскоре в ботинках про тивно скользили пальцы, а еще я панически боялся упасть. 29
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2