Сибирские огни, 1982, № 8

вот кажется, кинься толпа Глушаковых, раскидал бы их, как щенят. И вот в моем кармане билет.' Виноватый,'я спускаюсь в подвал, где мой друг чахнет с лупой в глазу над тикающим добром. Матвеич, увидев меня'первым, улыбается, а Венька... он поднимает голову, вглядывается и начинает моргать рас­ строенно, словно он всегда предчувствовал мой отъезд, но верил и не ве­ рил... Я вспоминаю: прощаемся с Венькой в «Романтике». Я обставился пивом, а он жмет на лимонад: решил чудак поберечь здоровье, с год спиртного не пробует. «Непременно вернусь,— говорю.—У меня на родине должок, он му­ чит... Знаешь, два года назад... Ну давай не будем об этом. Главное, я все-таки собираюсь вернуться». Веня морщит круглое, в оспинках лицо, страдальчески подрагивает бровями-стрелочками, вздыхает: «Не вернешься, Пашка». «Вернусь!» «Нет, Я чувствую, что ты насовсем». «Вот увидишь — вернусь!..» «Ладно,— он запускает растопыренную ладонь в рыжий чубчик, а потом и говорит невпопад:— Бабка скоро помрет. Я говорил про нее? — спрашивает. (Я не помню, чтобы он говорил, но киваю головой: да).— Ну вот, Паша. Она помрет, и мы с тобой сравняемся, и у меня на всем свете никого не останется. Вот весело нам. Да? Надо бы съездить к ней, она звала». «Конечно, надо». «Надо-то надо —соглашается Веня,— а у нас там домина на море, я наследник. Я приеду, а некоторые скажут: примчал ворон, дожидает». «Что ты выдумываешь?» «Уже сказали,—зло усмехается Венька.—В Сызрани брат двоюрод­ ный, по отцу. Такой жлоб этот братец, за копейку удавится. Нынче письмо прислал: откажись, Веня, от домика, ты ж один, а у меня дети, им Черное море —это сила и рост... Видишь, Паша, через детей на меня жмет, хитромудрый! Он уже и жену возле бабки устроил работать, а сам с детьми в Сызрани... Ждут». «Не пойму,— заметил я,—зачем тебе этот дом? Да ты отдай его брату, пусі-ь он подавится». Венька тянется к моей кружке, делает глоток, другой. «Э, нет! —показывает он редкие зубы.—Это вредная, Паша, пози­ ция! Уступить подлецу, знаешь-понимаешь, а себе сказать, что я поря­ дочный, что я должен быть выше подлеца... Нет, Павел, я не отдам брат­ цу домик, чтобы он наживал на фруктах частный капитал...» «Я бы отдал. Пусть подавится!» «Ну-ну! —машет Веня рукой.— Ишь, отдал бы... Поэтому у нас в стране легко жить, бродяжничая, народ-то жалостлирый...» Венька долго сидит молча, опустив огорченные глаза. Честно сказать, за Венькой водились хилые шутки. Помню, оказа­ лись мы в городе летом, еле в автобус затиснулись, а жара была, и люди, ярились, как неприятели. Ехали мы в гаме и ругани. Рубашка на спине липнет, пот стекает. Я стиснул зубы, а впереди маячит жирная шея, так бы и цапнул... Вдруг чувствую: заколотилось по моей спине частое и пре­ рывистое. Что это еще такое? Оборачиваюсь, а в упор — мокрое лицо пожилого мужчины, его притиснуло ко мне давкой, и то, что чувствовал спиной, было нездоровым сердцем. Я поспешно отвернулся и затих. Ка­ жется, я и звук этого сердца ловил: грохотал, в ушах отдавался... Выбро­ сились по головам из этого автобуса, зашли в тенек, я и рассказал ры­ жему о сердце. Он тогда смолчал, но в тайге это вспомнил и стал фантазировать: «Зря нас всех пожалел создатель, вот бы он смастерил людей, чтоб сердце грохотало, тогда бы не пришлось скучать. Сразу ясно, кто спокойный, кто нервный. И пришлось бы помараковать ученым насчет глушителей. Или отражателей». Венька шутил, но мужики огры- 27