Сибирские огни, 1982, № 8

высоком пороге,—голова в сенях, а ноги в кухне, откуда несет смрадом горелой печки,— лежит на животе, шевеля губами, белобрысый маль­ чишка. Федор подхватывает его, трясет, прижимает к груди, как нянька. Пацаненок ни звука, но жив. Федор передает его мне, просовывается в кухню, до отказа распахнув тяжелую дверь, а уже подобрался, схватил его за брюки Митька, пугая зеленым лицом, молчит и не плачет. «А мамка,— вдруг говорит и зевает, запрокидывая голову, пошла в магазин...» — И оседает у наших ног. Мальчишки, вялые, лежат на Федоровом пальто, сверху на них мое пальто, немного его жаль, а под головами у них —узел с белыми руба­ хами, Старший жмурит глаза. Младший пробует поднять голову, но только вздергивает подбородок, слабая еще голова. Федор курит свою трубку, тягуче отплевывается, потом опускается на ступеньку и сидит, расставив колени. Пахнет горелым кирпичом неживой дух покидает избу Натальи, а сама она, бедотлазая, где-то в очереди, знать не знает, что ребятня решила ее обрадовать, придержав в печи жар, чтобы ночью спалось теплее, и Митька перекрыл трубу. Лад­ но, хватило ума оттащить к порогу смякшего брата, а дверь только-толь­ ко приоткрыл, дальше не добрал силенок, забегал, застучал по стеклу, кричать начал, с того и заполошился желтолицый сосед. «Не простынут пацаны? — говорю Федору, и мысль о Наталье:- — Ключ зачем-то с собой унесла... А сосед? Почему он сбежал?..» Федор поднимается и идет не к мальчишкам, которые потянулись к нему лицами, когда он встал, а идет к калитке, и на мой вопросительйый оклик бросает через плечо: — Зашибу пойду гада! — И поддергивает серый пиджак, как это делает обычно у входа в танцевальный зал. ' I «Не дури, Федор, не дури,— твержу я,— посадят за дерьмо». «За такое дерьмо, Павел,— отвечает Федор, наклоняясь подтянуть шнурки,— грех приму и не вздрогну. Гад. Кровных детей бросил, не вы­ ручил. Видит же, Митька орет, аж позеленел... Гад, я знаю, он об али­ ментах думал, чтоб дети загнулись, и не платить». Я не понял, при чем тут сосед и алименты. Я подумал: скорее всего, желтолицый занервничал, засуетился, и, не подоспей мы, он вернулся бы во двор. Ведь не зверь, а хоть плохонький, но человек. Скорее всего, он испугался Федора, поэтому убежал. Федор вышагнул за калитку. Я вздохнул, посмотрел на детей, они сидели галчатами, вытянув шейки вослед Федору, а на меня поглядыва­ ли недоверчиво. И я пошел за Федором. Улица была сумеречна и безлюдна. Высокий, без единой Щелки за­ бор, крепостные ворота и калитка, обитая зеленой жестью,— все доб­ ротно, у желтолицего, похоже, очень мастеровые руки. «Федор, шум будет на всю улицу. Наталье хуже сделаем...» —это был мой последний довод. Федор, не отвечая, Требовательно стучал и пинал в калитку, потом задрал круглую голову, примериваясь к высоте. У него было сосредото­ ченное лицо, волосы на макушке взъерошены, лоб выше переносицы был разделен глубокой морщиной. «Однако с разбегу забор возьму»,—сказал он. Я кивнул головой: возьмешь. В ту же секунду глухо, будто из-под земли, к нам протиснулось хриплое: «Буду орать, ребяты... Не лезьте, Христа ради». «Открой по-хорошему,—взъярился Федор.—Христа поминаешь, гад. Детей не выручил, как можно? Ежели не откроешь, я пригоню буль­ дозер, все поснесу!» Федор, глаза ожесточенные, отступил на три шага, спружинился и— на забор, тут же подтянулся, ногу закинул, но со двора взметнулись зу­ батые грабли и—тычками —в лицо Федору, в лицо, по пальцам. Федор отмахивался, держался отчаянно, а против граблей оказался слаб, грох­ нулся, вскочил, морщась, снова полез. Теперь уж я ни за что не ручал­ ся —Федор ополоумел. Вовсю работали грабли. Вот губы у Фёдора ■ 17 2 Сибирские огни № 8