Сибирские огни, 1982, № 8

Федор воспитывал, я терял в живом весе. «И что у вас за учеба? —негодовал я — Как шалтай-болтай! Утром тебя вижу, в обед, вечером. Вы когда учитесь?» «Преимущественно по ночам,— подмигивал он.— Видишь ли, Павел, на эту учебу выпихнул меня старший братец, Петр Иванович. Я упирал­ ся. А он: валяй, подразвейся!..» «Он кто там у вас, начальник?» «Петр кто? — переспросил меня Федор, задумался.— Братец знает линию жизни. Его вся деревня слушается. Он — не я. Я что? Одно имя что стоит— Федя!..— У него это получилось грустно.—Ох, и до чего бе­ столково на этом свете, черт знает. Курсы эти мне— тьфу, до лампочки. Ну, получу на курсах права, чтоб водить «Кировца», так я и без курсов пахал на нем, и хвалили... Я всем, что на гусеницах и колесах, управляюсь, хоть глаза завяжи... Не в этом дело. Пашем, пашем, пашем... А где этому край? Мне, Павел, бывает скучно. Но тебе не понять». «Почему же?» «Тебе не понять,—-повторил Федор.—Приспосабливаешься ты. Вот молодой, а скоро бумагами будешь кашлять, сурок ты конторский. При твоей должности, Павел, пенсионеру сидеть». «Ну и что! Был бы смысл. Я зато квартиру высидел!.. Придет время, Федор, и я займусь делом серьезным». «Ну, конечно,— подхватил Федор. Мы разделись до маек в моей кухне, варили мясо, которое, Федор сказал, ему привезли из деревни. Конечно,— сказал он, сдерживая усмешку,— однажды оно открывает дверь в твою контору и говорит: я пришло, занимайся!...» «Что еще за «оно»?» «Дело. Все из себя серьезное, серьезное!..» —Он долго и притворно смеялся, кашлял. В последних числах марта все перемешалось: снег, солнце, грязь, за­ морозки... Под вечер Федор явился хмельной, оттого благодушный и пе­ сенный. Он потолкался у книжных полок, повздыхал, потрогал твердыми пальцами гладкие переплеты, прошелся по комнате, похваливая меня, что везде/чисто, потом заметил узел, в котором я держал для стирки тряпье, заглянул: «Павел, да у тебя до черта белых рубашек. Ты же их застирал, они пепельные...— он задумался.— Вот что, собери все белое, Наталья отпа­ рит, накрахмалит воротники. Давай, давай...» Федор шествовал чуть впереди меня, бычок эдакий, погромыхивал зрелым голосом и покачивался, а я плелся сзади с узлом на спине, ста­ раясь не горбиться, а то однажды Федор поддел: «Не гнись! Как коро­ мысло ходишь! Вроде стукнули тебя в брюхо, ты и доси не выпря­ мился». «И черная корова, Павел,—наставничал Федор, не оглядываясь,— дает молоко. Какое? Правильно, белое! А ты косишься, косишься... Иу и что? Начитаюсь, и догоню тебя. Вот, а ты навряд ли догонишь. В жи­ тейских науках я против тебя академик... Попробуй догнать, Павел. Даю тебе сроку — год». «Еще год! — вскрикнул я невольно.— Ну, знаешь... За год я все рав­ но не выучусь ломать витрины и нож в кармане носить». Федор засопел: он терпеть не мог, когда я напоминал ему о битой витрине, о ножике с красивой наборной ручкой, который всегда при нем в правом кармане. «Павел, я тебя хочу повезти в одно место». «Догадываюсь... .Там железная дверь с глазком, да?» «Ну-у. Плохо обо мне думаешь. Остерегись, милок. Понял? Не-ет, Павел, я другую мощу дорожку: в мой дом, в Боровики... На эти выход­ ные и поедем». «Ни за что, Федор! У меня, наконец, свои планы имеются». 15