Сибирские огни, 1982, № 8

правда жизни, которой надо с неизбеж­ ностью и радостью подчиняться? Могут возразить, что в рассказе «Июль» я подчеркиваю позицию героини. Но автор сам мне дает на это право, отойдя в сторо­ ну. Критик же не может быть диспетчером, сторонним наблюдателем. Он должен дать оценку героине. Героиня, можно сказать, совершила под­ виг и ждет награду — за целый месяц ни разу не изменила мужу, хотя естественное желание изменить не оставляло ее никогда. А' может, все-таки это не такой уж великий подвиг? И может, не такое это естественное желание — изменить мужу, семье? Тем бо­ лее (вот что значит чистота теории естест­ венного желания) писатель не наделяет героиню какой-либо сильной страстью к другому. Это вам не Анна Каренина, не шолоховская Аксинья. Никакой любви, никакого чувства к дру­ гому у рощинской Татьяны, так же как у крелинской Ларисы, не было. Вот понадо­ билось насолить мужу, и Татьяна «...со зла изменила ему сама». А в июльский отпуск после отъезда мужа она до унизительности все время хотела кого-нибудь, и все. Сильная страсть к другому человеку — это тоже сложная система морально-этическо­ го разлада в себе самом, тоже построение каких-то новых идеалов. А здесь пусто, ни­ каких идеалов, никаких Любовей. И да гря­ нет целебный дождь, залечивая июльское естественное состояние Татьяны. Она «стра­ дает», размышляет: «Но «будь честной жен­ щиной» — что это значит?.. Куда мысли-то деть?» Такие же мысли одолевают юную героиню «Откровенных тетрадей» А. Тоболяка. От­ каз от «навязанных веками» моральных пра­ вил, неожиданный в современной прозе воз­ врат к проповеди теории «свободной люб­ ви» — вот что бросается в глаза при прочте­ нии этой повести. И опять же не только «свободной любви», а свободного поведе­ ния во всем. Раз кругом одни рвачи, демаго­ ги, стяжатели — то вот вам мой вызов: что хочу, то ворочу. Из всех взрослых, показан­ ных в повести, лишь семья высокопо­ ставленного работника Маневича выглядит более или менее положительной, осталь­ ные — пьяницы, взяточники, самодуры. С кого брать пример, да и нужен ли при­ мер? Чтобы естественное желание не победило в нашей жизни, явно недостаточно просто ухода от его активных носителей. Нужен герой с идеалами, более того, рвущийся к исполнению своих идеалов. Может быть, и жалко сегодня тратить порой большие твор­ ческие возможности на борьбу с бытом. А не станет ли поздно? Мало самому иметь иде­ алы, надо бороться за них, надо нести их как знамя, а не прятать, как скупой ры­ царь в потаенные места. Вот потому наряду с героем уходящим, с героем, сдерживающим зло, с героем в обо­ роне появляется, и не может не появиться, помимо всякого принуждения издателей и критиков, герой-борец, герой-хозяин дела и хозяин земли, герой-созидатель, герой-ГЕ- РОИ. Он — подвижник, но какое же общество существовало без подвижников? Он нередко идеалист, но он же сам стремится претво­ рить свои идеалы в жизнь. Он — труженик, и не потому, что это почетно и важно, а по­ тому, что без труда не дредставляет жизни своей. Такими духовно активными героями были геологи Олега Куваева, рабочие и крестьяне Виктора Чугунова, двух писателей, пришед­ ших к нам из Сибири, получивших первую всесоюзную известность произведениями на сибирскую тему и вдруг так рано ушедших из жизни. Вспомним героя рассказа «Локомобиль» Виктора Чугунова. Какое величие трудово­ го Духа надо было иметь человеку, чтобы преодолеть все немалые жизненные потери, пройти сквозь унижение, переступить муж­ скую гордость, только потому, что он не мог бросить в тайге локомобиль. Не мог — и всё. Так же, как не мог бросить в огне трактор _ рязанский молодой механизатор Анатолий Мерзляков, который был воспитан всей предыдущей восемнадцатилетней жиз­ нью в любви к труду, к своей земле. Как пи­ сал после его гибели Константин Симонов: «...он ценил себя и свою жизнь не меньше, чем другие люди. Но в его понимание це­ ны человека, в том числе и собственной це­ ны, очевидно, входило понимание выполнен­ ного или невыполненного долга. Он считал своим долгом спасти трактор и считал, что сумеет это сделать. А смертелен или несмер­ телен риск, на который в то или иное мгно­ вение своей жизни идет человек, чаще все­ го выясняется не сразу, а потом, когда уже все свершилось». Разве этот герой из жизни не заслужива­ ет быть представленным своим собратом в литературе? Таким собратом мне видится геолог Бак­ ланов из романа «Террритория» Олега Ку­ ваева. Высокая героика жизни отличает и сегодня романы Александра Плетнева «Шах­ та», Виталия Маслова «Круговая порука» и «Из рук в руки», Святослава Рыбаса «Ва­ рианты Морозова», повести Руслана Кире­ ева и историческую прозу Дмитрия Балашо­ ва, Юрия Лощица, Валерия Полуйко. Герой действия, герой с идеалами тоже встречается в прозе сорокалегних. Начну с наиболее странного, наиболее спорного из них — героя романа Р. Киреева «Победитель» Станислава Рябова. Впро­ чем, это целый ряд киреевеских героев де­ ла — генеральный директор Свечкин (роман «Подготовительная тетрадь»), муж Улень­ ки Максимовой, командующий сельхозтех­ никой (повесть «Уля Максимова, моя лю­ бовь и надежда»). Сложные отношения у автора со своим ге­ роем Рябовым. Порой и ирония прогляды­ вает, и масса оговорок не случайна. Впро­ чем, об этом мы уже говорили: не так прос­ то написать положительного героя — хозяи­ на дела. Того и гляди — критики осудят. И осуждают. «Духовную и моральную не­ полноценность» приписывает Рябову В. Ку­ ницын. Постоянную склонность к компро­ миссам А. Бибарцева. Так же обстоят де­ ла и с другими Киреевскими активными ге­ роями; писатель Эльчин называет Свечкина, выведшего захудалую Новоромановскую швейную фабрику в разряд самых лучших предприятий, мечтающего одеть всех в стра­ не в красивые и модные одежды, «безупреч­ ным роботом», Ю. Болдырев — «ограничен­ ными посредственным». Главный защитник Станислава Рябова 159