Сибирские огни, 1982, № 8

дивидуум, а в гуще народной жизни, хотя бы и выраженной через жизнь одного героя. Дело не в том — писать ли об отдель­ ной личности, или писать в целом о массе. Литература о герое («Тихий Дон» М. Шоло­ хова, «Хождение по мукам», А. Толстого), всегда значимее литературы о массе («Же­ лезный поток» А. Серафимовича, «Россия — кровью умытая» А. Веселого). Через героя лучше понять и массу, народ в целом. Дело все в том, интересна ли эта личность наро­ ду, массовому читателю. В том и причина огромного интереса к книге у нас в стране, что советская лите­ ратура, как правило, насыщена тревогами и радостями общества, а не одиночки, на­ деждами народа, а не отчужденного от него индивидуума. Высокоталантливый Марсель Пруст никогда не будет иметь столько чи­ тателей, сколько их имеют у нас в стране Михаил Шолохов или Андрей Платонов. Белинский писал, что личность без нации — это призрак, все равно что и нация без личности. «Что личность в отношении к идее человека, то же народность в отноше­ нии к идее человечества». Найти свой общественный идеал в струк­ туре новой реальности и пытается любой талантливый писатель. «Героев дают не поколения литераторов, а отдельные писатели: Лермонтов — Печо­ рина, Гончаров — Обломова, Шолохов — Мелехова. Поколения писателей служат для того, чтобы появился тот, кто способен предложить что-то миру»,— утверждает Вацлав Михальский. Он — один из предста­ вителей новой генерации прозаиков. Поколе­ ния, осознавшего себя в литературе на са­ мом возрастном пределе. Такое бывало и раньше. Позволю себе одну аналогию. Земля не плодоносит только зимой. Зимних яблок не бывает. Но есть весенние травы, весен­ ние овощи, весенние ягоды. Есть летние уро­ жаи. И есть поздние — осенние. И нельзя сказать, что клюква — ягода поздняя или брусника лучше малины или земляники. Что белый налив хуже антоновки. Так и в ли­ тературе — одни осознают себя творчески зрелыми уже в двадцать лет, другие в со­ рок. Нынешняя новая поросль в литературе почти исключительно поздняя. Кроме Вален­ тина Распутина и назвать из ранних взле­ тов в этом поколении некого. Продолжая аналогию с урожаем, скажу, что это осен­ нее поколение. Но никому еще не дано ска­ зать, чья проза выдержит большее испыта­ ние временем — Валентина Распутина или Владимира Личутина, Андрея Битова или Александра Проханова, Вячеслава Шугаева или Владимира Маканина. Вот потому и останутся они сорокалетними, что в сорок или около того они по одиночке, но почти одновременно заявили о себе заметными литературными произведениями, о чем мне доводилось уже писать в «Сибирских ог­ нях». Других в этом поколении уже не бу­ дет. Скептически настроенным по отноше­ нию к ним критикам придется учитывать то, что и через десять, пятнадцать и более лет это поколение в литературе будут по- прежнему представлять те же Маканин, Крупин, Киреев, Проханов и т. д. Других не будет. Но статья эта о герое в литературе. И специально для нее я задал ряду пред­ 156 ставителей нашего «осеннего поколения» вопрос о типе героя в современной прозе. Тем более что я в отличие от В. Михаль- ского вижу героев, созданных именно целым поколением литераторов. Возьмем опять же литератора XIX века. Разве не. видна бли­ зость многих героев Гончарова и Тургене­ ва? В свое время шел жаркий спор за при­ оритет героя: гончаровский Райский или тургеневский Лаврецкий? А сегодня только дотошных литературоведов интересует воп­ рос — кто был первым в ряду этих героев. Читатель знай себе читает и того, и другого, нимало не интересуясь правом на приоритет. Можно быть последним в подобном ряду и дать гениальное воплощение героя. Воз­ вращаясь в наше время, заметим развитие одного типа героя, начавшегося Иваном Африкановичем и недавно завершившегося Буранным Едигеем. В прозе «осеннего поколения» вижу свои характерные типы героев нашего времени. Как утверждает А. Проханов, новая сло­ весность дала «целый диапазон новых геро­ ев. Тип рыцаря. Тип беглеца от цивилиза­ ции. Тип паразита на цивилизации... Мой тип — это человек, с одной стороны, мощ­ но строящий цивилизацию, а с другой — несущий в себе архаическую культуру, старые константы и ценности, не находя­ щие применения в этой цивилизации. Раз­ двоение этих двух сторон вызывает опреде­ ленную духовную драму. И задача отдель­ ной личности — и культуры в целом—снять противопоставление. Необходимо слияние и пропитывание одного другим». В широком диапазоне героев прозы есть герои юродствующие, скулящие, есть герои резонирующие, иронические, есть герои ак­ тивного действия, современные пассиона­ рии. В этой общей, присущей, наверное, всем эпохам палитре все же можно выде­ лить и героя, наиболее характеризующего современную действительность. По мнению Г. Баженова, «проза нашего поколения да­ ла и дает достаточно яркого героя: он очень активен, национален и патриотичен, но про­ является это не столько в действии, сколько в способности много думать, чувствовать, страдать (даже при внешних победах и ра­ достях). Этот герой совестлив, и разлад с миром, стремление понять его, даже слить­ ся с ним приносит ему немало огорчений и боли. Но повторяю еще раз: он очень акти­ вен, национален и патриотичен...» В ответах писателей я ощущаю поддерж­ ку своего давно уже высказанного мнения о двух основных типах героев новой прозы: один герой действия, другой герой мысли. Один — мятущийся, сострадающий, но еще не пришедший к действию, часто на пути к нему. Другой — герой духовно и социально активный, герой созидающий, но постоянно оборачивающийся на своего друга-недруга, проходящего стороной мимо сферы его действий. «Проза поколения, о котором идет речь, в основном, или тоскует по герою, или развенчивает его»,— считает Р. Киреев. Но его же братья Рябовы как бы демонстри­ руют с некоторой авторской иронией эти оба типа героев «сорокалетних». И при всей иронии Киреев больше тянется к активному герою, говоря его же словами, «тоскует по нему». Меньше иронии направлено в адрес Андрея Рябова — этого соглядатая жизни, неустроенного мечтателя. Да и не нужна