Сибирские огни, 1982, № 8

легко отказывается от трудного звания хо­ зяина, якобы во имя других людей. Тем и опасна фигура одного из героев книги В. Шугаева «Учителя и сверстники», что он символизирует открывшиеся воз­ можности «новой профессии»: быть на ви­ ду, представительствовать, быть «общест­ венным человеком», забывая при этом самое малое — кровное дело свое. Сегодня нужен работник, хозяин на земле, сегодня не ме­ шает вспомнить, что любой человек, любой литературный герой должен иметь профес­ сию, знать свое ремесло. Сумма этих про­ фессий, какой бы скромной любая из них ни была, сумма малых дел, у каждого из которых должен быть свой истовый служи­ тель, и составляют то большое общее ДЕ­ ЛО, которым всегда держалось и держится государство и которое не заменишь никакой суетой, никакой гласностью. Искатель гла­ сности или служитель — вот как сегодня ставится вопрос обществом. Хозяин земли, хозяин слова, хозяин де- — где он сегодня? Иные из литераторов отворачиваются от него, не замечают, а то и выносят ему приговор за «консерватизм», за скупость и чуть ли не за кулацкие за­ машки, путая эти понятия с бережливостью, рачительностью, умением вести дело эко­ номно. Да, в Октябре 1917 года мы стали хозяевами богатейшей страны. Но не пора ли прийти в себя, не пора ли нашей экономике стать экономной, не пора ли признать ко­ нечность самых бесконечных богатств на­ ших, а потому доверять больше хозяину дела, а не моту? Да, от него, от хозяина, всегда беспокойство, ибо любой хозяин не может быть ординарным, дело всегда требу­ ет инициативы, самостоятельности, риска. Но надо вовремя увидеть — кого же и сего­ дня тянет к земле, кому она дорога. Вот Семен Табакеев из повести Евгения Гущина «По исходной цене», вот Федор Понтонер из повести Владимира Личутияа «Бабушки и дядюшки», вот Геха-маз из повести Федора Абрамова «Мамониха» — что и говорить, персонажи малопривлека­ тельные. И я, так же, как писатели, не при­ нимаю их идеологии мелкого «хозяйчика», их «подсебягребения», их умелого использо­ вания в своих целях наших общих слабых мест. Но не забудем — они строят, а не разру­ шают. Уедет Геха-маз из Мамонихи, она вовсе сорной травой зарастет. Об этом и говорит сам Геха в споре Клавдию Сытину: «Во-во. Ты двадцать лет не был, и другой двадцать, да третий... Дак какая же тут жизнь будет? Критиковать-то вы мастера. Ездит вашего брата каждое лето. Ах-ох, то худо, это худо... Геха-маз Мамониху загу­ бил... Да ежели хочешь знать, дак только на Гехе-мазе тут жизнь и держится». Уезжает ни с чем Клавдий Сытин. Отка­ зывается от строительства герой повести Г. Емельянова «В огороде баня», посмеи­ ваются над Матвеем Макаркиным, упорно остающимся в деревне, его бывшие земляки в повести А. Кривоносова «По поздней до­ роге». В рассказах С. Пестунова «Чужакі, В. Степанова «По одной земле», в повестях Г. Емельянова «В огороде баня», В. Колы- халова «Сверчок», Е. Гущина «По сходной цене» главным героем, или одним из глав­ ных, становится новоявленный кулак-нако­ питель. Вот один из них—Василий Кузьмич, герой рассказа В. Степанова. Да, он труже­ ник, каких поискать, но движет им одно—со­ здание своего крепкого хозяйства. Автор с неприязнью следит за своим героем, раскры­ вает стяжательскую подоплеку всех его действий. Не замечая даже сомнительных противоречий. Вот он пишет, как герой, ра­ ботая механиком в таксопарке, детали со списанных машин, предназначенные в метал­ лолом или просто валяющиеся на заводской свалке, подвергает ревизии, отбирает год­ ные. Заведующий ворчит: «...С твоей береж­ ливостью я и план по металлолому коту под хвост». Обратим внимание — использует эти де­ тали герой часто в личных целях. Но заост­ рим вопрос: а что сегодня хуже, что прева­ лирует из недостатков — расхристанная «широта души», когда чуть что, сразу в утиль, мол, мы богатые; бесхозяйственность, граничащая с преступлением, или бережли­ вость, пусть даже себе на пользу? Мне этот герой Степанова тоже не сим­ патичен. Скряга, скопидом, всем обликом напоминающий кулака тридцатых годов, мироеда. Но случайно ли то, что сегодня проявле­ ние чувства хозяина в прозе о деревне, как правило, привилегия отрицательных героев? В повести Г. Емельянова «В огороде ба­ ня» деревенские жители живут одной ЛІИШЬ мыслью — чем бы поживиться. Они все что-то расширяют, пристраивают — одним словом, живут себе не в убыток. Где с ни­ ми тягаться «чистой душе» — городскому учителю, решившему для друзей построить баньку? Его, как и Клавдия Сытина из по­ вести Ф. Абрамова, обложили со всех сто­ рон. Но что это такое — чувство хозяина? Неужели оно всегда сопутствует лишь то­ му, кто — во имя своего живота, и незна­ комо тому, кто — во имя народа, во имя государства своего? Не только хозяина на земле не хотят ви­ деть иные литераторы, но и хозяина дела, хозяина вроизводства. Случайно ли (что точно уловил в полемике с моей статьей о прозе А. Проханова А. Никульков) образ руководителя стройки, хозяина дела, транс­ формировался в нашей литературе от Кури­ лова из «Дороги на океан» Л. Леонова до Вальгана из «Битвы в пути» Г. Николаевой? А последователей у Г. Николаевой было — пруд пруди. И вырастал в их сочинениях все тот же консерватор, на смену которому «к счастью шел «человек со стороны». «Человек со стороны», возможно, был и неплохим специалистом, но он лишен начи­ сто чувства хозяина, а вместе с ним и чувст­ ва ответственности. Он знал — не получится здесь, начну где-нибудь в другом месте. Не в Тамбове, так во Владивостоке. Сколько хороших начинаний было на моей памяти загублено на родном мне Севере, в Петро­ заводске и Архангельске, таким «человеком со стороны», кем бы он ни был, какие бы высокие мотивы им ни управляли! Только заложат, к примеру, одну новую традицию, объявят один отличный почин, глядишь — инициатора и выдвинут с повышением куда- нибудь в другой город, в другой район. А у нового специалиста — новые почины, новые традиция. И самые хорошие начина­ ния прерываются. Вспоминается — мать 153