Сибирские огни, 1982, № 8
среди разъездных и запасных путей... Таких постов мы сотни видели вдоль железных дорог на пустынных'перегонах у стрелок и переездов — маленькая будочка, из кото рой при прохождении поезда выходит ка кая-нибудь пожилая женщина и провожает состав с желтым флажком в руке. Здесь же дежурная — молодая девушка, красивая, энергичная, модно одетая, с городской, са лонной, прической на голове. И еще много иностранной техники: за падно-германской, японской, американской, а на ней сплошь молодые лица. Множество собственных автомобилей — тут машину заработать и получить легко — и в них та же молодежь... И красивый черноволосый парень за рулем грузового оранжевого кра савца «Магируса», высоко в кабине, в опу щенном окне, пронесшийся мне навстречу, и молодые бамовки рядом с ним, и все ос тальные бамовцы, будто сговорившиеся о единой форме, исключительно в финских фирменных джинсах, и гордая посадка го ловы, и непринужденность в походке, уве ренность в себе, и гордость за свою исклю чительность и за то, что о них думает и на них смотрит вся страна. Это что-то невообразимое, сказка какая- то,^какой-то завидный, особый мир, в кото рый и надо стремиться — а куда же еще молодежи, мечтающей о всем самом совре менном, лучшем, стремиться^го, как не сю да?..— И все то же ощущение зависти: а почему я не здесь?.. И то, что бригады все укомплектованы, и то, что начало строи тельства было положено уже много лет назад, и оно велось все эти годы, пока я эдак гордо не всегда верил. С таким вот чувством одиночества и ущербности тащился я с рюкзаком по доро ге, встречая такие всеобщие удивленные взгляды, что даже застеснялся, смутился. И когда около меня остановился бортовой японский «Изусу» с надписью «Люди» и во дитель пригласил меня сесть с ним, я отка зался,' лишь молча покачав головой и мах нув ему вперед рукой. И когда дошел, наконец, до моста через Лену, до смерти ус тавший от непривычной еще тяжести рюкза ка, и перешел на другую сторону, и поставил свою палатку в виду города за рекой, то лишь к полуночи несколько успокоился и освоился, заснул. И с новой решимостью устремился утром опять в Усть-Кут, к железнодорожному вок залу, от которого уже производится отправ ление пассажирских поездов по БАМу (вер нее, одного пока еще, 602-го поезда, так называемого поезда новостройки), на стан цию Лена, в начале пути. Дождался шести ■часов вечера и отправился в пятивагонном (три — спальных и два — общих «бичево за») поезде, в последнем вагоне, забитом до отказа так, что уже было негде сесть. До ехал до моста через Лену, с тремя останов ками на станциях Портовая, Якурим, Лена Восточная, на которых поезд долго стоит и где все спускаются из вагонов на насыпь покурить. И где я сразу попал в рабочую среду. Здесь уже люди не те. В спецовках, и не обязательно молодые, а если молодые, то не обязательно хорошо одеты. И -мысль пришла, что мой паренц на «Магирусе» — это как бы при входе заставка, эмблема, вывеска БАМа,— а здесь простые, как и везде, зна- 138 комые нам всем рабочие. И все о деле гово рят. ...— На 78-м километре, наконец, трубу вставили, чтобы не размывало. — А то ведь не догадывались, как же, мудрено... ...— Да и черта на этой мерзлоте постро ишь!.. ...— Всю жизнь здесь, в Усть-Куте, про жил (а самому года двадцать три), а при ходится уезжать. Я вас, бамовцев, встре чал, я и провожал, а вот теперь надо и са мому ехать... Квартиру здесь дают только лет через двадцать. Что, я всю жизнь дол жен с тещей жить?.. — Езжай в Кунерму, там сейчас депо де.-, лать будут, машинисты понадобятся. — Говорят, ближе, в Улькане, работа есть, машинистов набирают.... — Дело твое, но лучше в Кунерму. — Меня ‘в Улькане должны друзья встре тить, обещали узнать... А квартиру мне да дут в Кунерме? — Устроишься работать, и квартиру да дут. У них общежития есть семейные... А ты машинистом-то работал? Нет? Ну тогда те бе тепловоз не дадут. Помощником. Сейчас строго, тут столкновение недавно было, трахнулись два тепловоза, теперь без стажа не берут. — Я полтора года на станции прорабо тал... — Тебе «бычка» дадут, знаешь, этот, ва гоны сортирует... — Нет, на «бычка» я не сяду. — Ну а тепловоз не дадут. Иди помощни ком... Тут бригада одна костыли по второ му разу без пробок понабивала. Тоже неработавшие. Конечно, понаберут всяких студентов, они у нас аккордно работают, а мы без денег сидим. И едешь с ними в поезде, и разговоры о дороге. Вон там, наконец, трубу вставили, там еще что-то, там столько-то подъемок было, помнят, где по неотбалансированному еще полотну тепловоз с рельс съехал, где дорогу подмыло. И свои у них заботы, и обиды, и счеты свои. И чувствуешь, что это их дорога, их стройка. Ворчание: долго едем, на 260 километров 16—20 часов езды, до сдачи осталось 73 дня, а работы еще нев проворот. Я еду — восхищаюсь. Ведь дорога-то есть! И какая •проделана работа, дорога сквозь бесконечную горную страну. А они о ней по-деловому, возмущаются, недоволь ны, критикуют. И все потому, что они этой стройкой, этой дорогой и живут. Им восхи щаться и ахать уже ни к чему... А дорога вся сплошь в сиреневых цветах иван-чая, идет сквозь ковер цветов, море цветов, вся в сиреневом цвету..'. И последний элемент того, Усть-Кутовско- го, словно титры в кино перед кадрами,— мелькнуло стихотворение на первом быке моста через Лену, на белом фоне большими черными плакатными буквами: Получай, БАМ, наш подарок От бригады Шостока, И будь твердынею, опора, Здесь, на Лене, на века... Мелькнуло и растаяло, и поезд ушел в каж додневную будничную жизнь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2