Сибирские огни, 1982, № 8

бе уверенная, голосистая, подчинила меня с первой ночи —еще бы! — первая моя женщина. Вскоре заприметил, мне хорошо, а она ворочается в постели, вздыхает, а утром в глаза не смотрит. «Не обижайся,— просил я,— ничего еще не умею». «Молчи, Павел, молчи,—обрывала нестрого,— на себя я ведь, слушай, очень недовольная...» Она о себе не откровенничала, а сам я не лез к ней с расспросами, я понимал: там нет для меня приятного. Она любила меня послушать. Однажды сидели, обнявшись, было холодно. «А скажи, Павел,— прошептала она,— тебе неужели не хотелось знать: кто твой родной отец?» «Хотелось. А как теперь узнаешь?..» «Мать почему не призналась?.. Ой беда, беда. Надо же,— сокруша­ лась она.—Слушай, расскажи мне еще про свою мать...» Только с ней вот, а позднее со своей законной женой, я и вспомнил свою мать по-настоящему. Надо сказать, умела Наталья слушать, гово­ рить мне было легко, Наталья слушала, кусая полные губы, украдкой касаясь моей головы кончиками пальцев —жалела. И я не стыдился этого. «Жили бедно и дружно,— говорил я.—Своего угла в городе не было, жили на квартирах, и все в разных концах. Менялись школы, везде новенький, новенький... А легко не умел я сходиться —размазня, часто били в мальчишеских драках. Мать сердилась: бей и ты их, сынок! Не жалей!.. А я в ответ: им ведь больно же будет... Ей жить бы да жить, тридцать пять лет —много ли?» «Да...—вздыхала Наталья.—Совсем, слушай, молоденькая. Почти что как я». «С грехом пополам я окончил десятый, завертел головой: куда? Куда втиснуться, думал, чтобы койку получить в общежитии? Рискнул в институт. Получилось. Но бросил после первого курса: литературу ценил, а в математике —дуб дубом». «Скажи на милость! —восклицала Наталья.— Совпадение, слушай! До двести умею считать, и не дальше. Оно, слушай, и хватит: тридцать рублей алиментов, сто с хвостиком получка...» «Не густо». «А-а, милый! — беспечно махнула рукой.—Денег всегда не хватает. Хоть еще столько же — все дырки не заткнешь... Ну-ну! И как же ты нормировщиком, Павел, заделался?» «Повезло... Полгода был подсобником у каменьщиков, тупая работа, а как-то вызвали в постройкой: хочешь, Хаёрин, на курсы?.. И ни мину­ ты не раздумывал. После курсов этих въехал в новую квартиру: с ван­ ной, туалетом... и вообще. Видишь, сразу дали квартиру». «Как сироте?» —склонялась участливо. «Как специалисту». «Да-да,—кротко опускала она глаза.—Нормировщик — важная шишка! — насмешничала. Потом она вела рукой, указывая на сирые свои углы, на потолок в копоти.—Сказали, скоро снесут, а уж третий год, как сказали...» Слишком уж часто Наталья подводила разговор к жилью, в этом мнился известный намек. Еще меня отпугивали ее детки: само собой, я не потянул бы двоих. Вот так ходил к ней, ходил, и эти хождения, прямо скажу, меня оп­ ределенно устраивали: я хоть там ел по-человечески, не говоря уже одру- гом, человеческом... Что до Натальи, то — раз не гонит, молчит — я в расчет свой не брал ее вздохи. Думал, что если даже ей плохо со мною, то уж одной, без меня, вовсе ничего хорошего, пусть вздыхает себе... Од­ нажды утром я налетел на ее соседа. Темное утро было, я скрипнул .ка­ литкой, уверенный, что улица еще спит, а вот глядь на лавочку— там соседский мужик сидит, бегая глазами, желтолицый, безбровый, корена­ стый, кирзовые сапоги блестят, без морщинок, без трещинок. Он тащился за мной до автобусной остановки, хотя я метровые делал шаги. Он и ху­ дого словца не сказал про Наталью, а лишь хмуро выпытывал: «У вас 11