Сибирские огни, 1982, № 8

\ ЗАЧАТИЕ Ночь подступила к горлу откровением, заполнила поры предчувствием неотвратимости, подняла с постели, понесла без единого дуновения по упругой весенней земле, по кустам бересклета и жимолости. Псы и те не аукали. Ветер, свернувшись калачиком, мирно в кустах посапывал. И лишь луна, почуя, что час ее пробил, царила над мальчиком, царила над девочкой, грустно смотрела она. ...Уже ничего нельзя было сделать, вмешаться, поправить. В ложбинку межгрудья капал березовый сок. Мальчишка перехватывал капли ладонью, хохотал, опрокидывался на травы и светло окунался в волосы, укрывавшие левый сосок. А она улыбалась беспечно, отрешенно глядела в небо, иногда невпопад смеялась и теребила его вихры. Он же, захлебываясь, рассказывал про какую-то «Игрек-Омега» — голубую звезду-гиганта, где найдет он чужие миры, про пульсары, магнитные бури, про тоску галактических странствий, про неистовость, неистребимость этой жизни и этих звезд... Только девочка чуть лукаво говорила мальчишке: «Разве ты оставишь меня и Землю! Неужели все это всерьез!» Усмехалась совсем по-женски краем губ и, ресницы смеживая, и рукою нежною-нежною все пыталась прервать рассказ. Словно чувствовала, что бешеная буря скрутит их, но не небесная, что стихию земную, здешнюю, мир земной для людей припас. Не печалилась — счастье чаяла. А весну качало молчание — под весенней необычайностью май таился разбойно цветист. Знать не знала, что в теле девичьем зачинается новое нечто: человек, чья дорога — Млечность, тот, что, все-таки, долетит. ДЫМ ОТЕЧЕСТВА (Письмо горожанину) «Как в деревне!» — ты пишешь. Что ж газет не читаешь! Иль от средств информации напрочь устал! После Кёльна, Парижа, после стольких скитаний захотелось твоим пересохшим устам 118