Сибирские огни, 1982, № 8

Сколько МОЖНО] Не знаю, право. Мир истрепан штормящей правдой, вид у мира отнюдь не бравый, да и в сердце иные нравы. Зябко в сердце и неуютно, сердце тянет в уют каютный, мира хочется обоюдно. Я не знаю, что будет дальше — тишь пристанищ там, лязг ристалищ! Ты найдешь ли, душа моя, крові.. Но спасибо и сердцу, и миру за тревожно звучащую пиру, за жестокую розу ветров; * * * О, этот миг — на острие, на' грани! Миг перемирия меж пламенем и льдом, добром и злом — миг сумерек рассветных когда смыкаются ресницы у звезды, объятой дремой. Кажется тогда, I * что капля, отррвавшмсь от сосульки, не долетит вовеки до земли, а губы, что трепещут в миллиметре, не смогут окунуться в поцелуй, преодолеть не в силах бесконечность. Тогда-то наступает тишина... И в воздухе, пронизанном туманом, нам слышно, как шуршит по трубам дым, как воробьи под старою застрехой спросонья чистят перышки свои, как крови шарики испуганной толпою бегут в артериях и трутся друг о друга. О, этот миг... * * * Дорогая, не мучь карандаш, с нас довольно полуночных бдений. Догорел янтарем Кара-Даг, города в темноте опустели, Крым накрыла крылатая мгла... Ты погладь тишину против шерсти — и осыплется искрами мгла из невидимых звездных отверстий. В ночь войдем, и не надо стихов. Ничего. Только в тихом прибое явно слышится радости хор. Лишь прибой. Лишь прибой и не боле. Мы напишем — ведь жизнь впереди — про фантастику снежных закатов. Мы напишем... но после. Войди! ’ Пусть звенит тишиною цикада! I