Сибирские огни, 1982, № 7
Она проговорила медленно и твердо: — Я приехала к тебе. Из-за тебя. Ты это знаешь. Да! Он это знал. Как только увидел ее на разбитой дороге. Но он также знал, что не хочет этого, что ему ненужно... Не нужно! И не желает он испытывать к ней чувство благодарности и признательности! Просто не желает! Он вообще к женскому полу относится... Если бы он сумел, то вел бы себя так, как дядя Паша. Даже перед своей женщиной, перед женой, нельзя, недостойно расклеиваться, разнюниваться... Он и не заме тил, что следующие слова почти прокричал: — А я не просил! Не просил тебя приезжать! Не надо мне! — Зачем же ты кричишь, Толя? Правой рукой она шарила по дверце, ища ручку, которой можно ее открыть. Наконец ей попался нужный рычаг. У этой машины правая дверца открывалась. И Оля спрыгнула на снег прямо с сиденья, даже не ступив на подножку. Пока она шла к бензовозу, Анатолий наблюдал за ней, сразу дога давшись, что она теперь попросится ехать с Малышевым. Она шла точ но так же, как тогда, в Старом городе, когда он впервые заметил на ули це ее походку— смешную, беззащитную. Им овладело почти то же са мое чувство, которое тогда подтолкнуло его к ней. Он уж был готов и сейчас крикнуть: «Оля! Погоди! Ну, что ты рассердилась? Прости, если обидел!» Он даже дверцу приоткрыл... Но ничего не крикнул. Тут произошла новая случайность. Или уже закономерность? Перед ним, перед приоткрытой дверцей оказались улы бающиеся дядя Паша и Зинаида. Если бы они не подошли, он, скорее всего, крикнул бы, остановил Олю. Потому что в те секунды, что шла она от его машины к бензовозу, он внезапно ощутил, что девчонка эта длинноногая совсем ему не без различна. Он хочет, чтобы она была снова рядом. И чего-нибудь говори ла, сказку, что ли, досказала... Подсознание давно подсказывало ему, что Оля для него— редкая удача. Как Зинаида для дяди Паши. Он сопро тивлялся из упрямства. Потому что понимал — отношения с Олей могут быть только бескомпромиссными. Как вот уж и случилось только что. И он готов был, замирая от сладкого страха и острой радости, крикнуть, остановить Олю, повиниться перед ней. Сказать ей все хорошее, что он уже в ней понял и чего она заслуживала. Если бы он крикнул и остановил ее! Еще не поздно было. А говорят, что добрые дела делать никогда не поздно. Неверно это! Он не сделал своего доброго, просто человеческого, вовремя. Потому что перед ним оказались дядя Паша и Зинаида. — Здрасте! Давно не виделись! — говорил дядя Паша.— Ты, одна ко, в обратку поедешь? — Поеду. — Вот правильно мне в голову пало завернуть сюда! Ну, дак по ста рой памяти прихватишь? — Садитесь. — Ну, спасибо! Считай, за нами две бутылки. Или, как малопью щий, чего другого пожелаешь? — Да бросьте вы! Мне только веселей ехать будет. — Во, верно! Верно! — говорил дядя Паша, подсаживая в кабину жену, сам устраиваясь с краю, у правой дверцы. Так они окончательно все и распределились. И поехали, как догово рились — Николай впереди на бензовозе, Анатолий сзади на тяжелогру женом «зилке». Дядя Паша старался веселить. Говорил, мешая сибирские словечки со старыми блатными, ввертывая, как водится, матерщину, которая у него и не воспринималась как ругательство, а так, прилагательные для образности. Ехали не быстро. День был ясный. Обманчиво светлый, зовущий к себе. На самом деле, горе оказаться одному на этой дороге. Яростный мороз леденил все, в чем таилось живое тепло. Даже железо трескалось а
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2