Сибирские огни, 1982, № 7

глядывал парня. Ничего, ладный, здоровый. Лицо хорошее. Долгая жизнь, нескладная в первой своей половине, давно научила Корчуганова с ходу разбираться в людях. Чуть ли не с первого взгляда. Парень ему понравился. И он разговорился. Вспоминал давнюю жизнь на Кооперативном. Все-таки детство! Хоть и было оно у него не из сладких. Отец с матерью вдвоем пили. По­ том дрались. Месяцами не работали. Тащили все из дома. Отец был ло­ мовым извозчиком. Когда-то у него была своя лошадь и телега. А мать — уборщица в школе, то увольнялась, то вновь поступала на работу. Паш­ ка с дошкольного возраста научился таскать что плохо лежит. Чаще все­ го съестное. То хлеб. То конфету у разносчика (теперь таких и в помине нет). То семечки на базаре. Дома если была вареная картошка, и то спа­ сибо. И рыбачил он на реке не ради удовольствия. Для еды. А если уда­ ча, то и для продажи. И все-таки там было детство. В сыщиков-разбойников играли на горе. В лопухах, в крапиве. На реке зимой и летом. Летом купались, зи­ мой— на санках или на фанерке с берега на лед. Летом можно было и поживиться на реке. На баржах. Если за день баржу не погрузят, гля­ дишь, к вечеру шкипера напьются. Тогда залазь, тащи. Водку крали. Макароны. Шоколад. Так первый раз и попался. В школе до шестого класса доучился. Потом в колонию угодил. Его тогда взрослые урки уже к себе приблизили. За год вполне образовался. Учиться бросил. Жил сытно. От отца с матерью ушел, и померли они без него, в первую воен­ ную зиму. Вот так и закрутилась карусель. Лет на пятнадцать. Было время, он гоголем ходил. Гордился. На других свысока поглядывал, че­ рез губу говорил. Деньги были. Дерзость была. А потом долго пришлось хлебать лагерную баланду. Был период, когда особенно ожесточился режим, и тогда они, признанные авторитеты в своем мире, приняли ре­ шение— ходить на работу, чтобы выжить. Работающим паек был не в пример больше. Стал работать. По слесарному делу. Может, первый раз в своей жизни попробовав настоящей работы, Пашка словно бы стал просыпаться от глубокого сна. Словно бы глаза его стали видеть иначе. Сам мир становился объемным. С глубинами, с далями, с неизвестно­ стью. С манящей, незнакомой неожиданностью. С новыми желаниями. С острой потребностью в любви и привязанности. Ну, конечно, не так все просто было в жизни. И просыпание его длилось не один год. Пома­ леньку приобщился к чтению. Обнаружил, что у него крепкая память и вполне работоспособный ум. Ему, конечно, не могла не прийти мысль о том, что если бы жизнь сложилась иначе, если бы он учился, то ого-го чего бы мог достичь!.. Вот таким, еще не до конца проснувшимся, но уже очнувшимся, он и встретил свою Зинаиду. Натренированным взглядом тотчас угадал в ней все, что хотел. Что ему было нужно. Он знал такую породу людей. У них все по-настоящему. И неизменно. От начала до конца жизни. Терпение. Спокойствие. И бескорыстие. Как теперь он высоко все это ставил! Жить не таясь. В открытую. Началась вторая часть его жизни. Несравненно счастливее. И если он бывал с Зинаидой грубоват, несдержан в словах, то все это было нарочно, за всем внешним, будто небрежным, чуть ли не презрительным (Зинка-дура), стояла нерасторжимая привязанность и нежность. Так же, как и к сыновьям. И с ними он бывал нарочито резок и даже неделикатен, а любил их так, что,жизнь, не задумываясь, отдал бы. Но, помня собственную бессердечную юность, инстинктивно готовил их к встрече с возможным злом и жестокостью. С Зинаидой нашел он и дело, профессию, которая, кажется, специ­ ально для него существовала. И та дерзость, и смелость, и выносливость, какими он обладал всегда, пригодились ему теперь. Когда в,прошлом году случился потоп, и вода стояла до середины лета, он первым нырнул в мутные воды, чтобы добраться до заглушки, хотя мог бы и не нырять. Не входило это в его обязанности. Однако на­ стал момент, когда надо было показать пример. Просто кому-то надо бы­ ло начать. 64