Сибирские огни, 1982, № 7

всю ее жизнь. Ей показалось, что она ясно поняла, как жестоко все вре­ мя ошибалась, принимая мнимые целц за истинные, за главные. На самом же деле все-все, что она делала, переживала — и войну, и труд­ ное послевоенное учение, и десятилетия таежной жизни,— все это ради одного, ради того, чтобы дать жизнь новому человеку, ее сыну. И нет ничего выше этого ее предназначения! Она так предалась необычным для нее переживаниям, что плохо слышала, о чем говорила начальник общепита ОРСа Елизавета Про-, копьевна. Но тут рассмеялся Анатолий. Она спросила: — Что она сказала? Я прослушала. — Она говорит, что в отдельных бригадах на каждого едока прихо­ дится по шестьсот граммов мяса в день и только по сто граммов хлеба. — Да? — Она еще не поняла смысла сказанного. — Ты слушай, слушай! — сказал Анатолий. — Вы же понимаете, что сто граммов хлеба слишком мало на такое количество мяса,— начальница общепита напрягала голос, чтобы пере­ силить смех в зале.— Значит, никто столько мяса не съедает. Куда же оно девается? Мы тоже хотели бы знать. Мы привозим вам с такими зат­ ратами продукты, регулярно отправляем на вертолетах и мясо, и молоко, а оно снова возвращается в город. Будто вырастают у него невидимые крылья— и летит говядина назад... Елизавета Прокопьевна не была лишена острЬумия. Это оценили по достоинству. А начальница и про Филиппа Никаноровича не забыла. Это, конечно, хорошо, что товарищ Бурдыкин первый вагончик отдает ЦОПРу. Но давайте и о втором вагончике вспомним! О столовой. Если хотите, это тоже центр и общественной, и политической работы. Почему же вы их так запускаете? Не ремонтируете! Все хотят вкусно кушать, а вот вовремя подвезти поварам воду, об этом не заботятся. Как- нибудь поощрить поваров — об этом тоже никто не думает... Семинар есть семинар. На нем не принимают постановлений, но зато можно обсудить дела со всех сторон. А уж раз коснулось быта, то тут разве кого удержишь? Анатолий спросил мать негромко: — Ты про Микромегаса знаешь? — Нет. А что это такое? — Не что, а кто! Темный ты человек... — Но почему ты о нем сейчас вспомнил? * Слушая эти речи, эти микробные потребности... Сын мой! Ты в облаках или на земле? Это же жизнь! — Разве это — жизнь? — А что же тогда? Ну, работа еще ладно. Нефть — ладно! А вот вагончики, фе­ стончики, одеколончики, причесочки, расчесочки... Она не могла на него рассердиться. Она провела рукой по его за­ тылку (на этот раз он отдернулся) и сказала: Вот приезжали бы к вам вовремя парикмахеры, ты бы так не зарос. Чего опять такую гриву отпустил? — Для тепла. И вообще — не в ефтим дело, мама! Не’ в ефтим счастье! ^ — А в чем же? В чем, сынок? Пожалуй, она бы и всерьез послушала его мнение по этому поводу. И может быть, даже поверила ему. С охотой поверила. Единственному своему ребенку Сколько детей могла нарожать! А родила только одно- го. И неужели безнадежно непутевого? Чего бы она сейчас не сделала чего бы не отдала, лишь бы он был счастлив! А что же теперь-то она может для него сделать? Что? Что же он-то понимает под счастьем? Ну, не сейчас, мамаша! Не сейчас. Это вопрос серьезный. Конечно. Но сильно хочется знать твое мнение. А ты до сих пор не догадалась? Плохо, плохо! — Согласна. Виновата. 38