Сибирские огни, 1982, № 7

Завершают сборник путевые очерки В. По- воляева, созданные на материале загранич­ ной поездки с группой советских туристов по весьма любопытному маршруту Фран­ ция — Маврикий — Мадагаскар — Танза­ ния — Кения. Подобные очерки — сейчас не новинка, их постоянно печатает периодика. Но В. Поволяеву удалось, на мой взгляд, не затеряться в этом потоке «путевой очеркистики». Писатель достигает и высокой достоверности, и красочности описаний, и несомненной занимательности, «читабель­ ности». Интересными, схваченными с натуры зарисовками природы, птиц, зверей, рыб, деревень и городов, нравов и обычаев мест­ ного населения заполнены страницы путевых очерков В. Поволяева. Если к этому доба­ вить опять же высокий «профессионально-ли­ тературный» фундамент очерков: историче­ ские экскурсы, справки и сведения самого различного характера — станет ясным, что путевые очерки В. Поволяева являются ес­ тественной частью его сборника, включены в него закономерно. Они расширяют гео­ графию книги, усугубляют ее познаватель­ ную и художественную ценность. Б. ЖИГАНОВ Иннокентий Черемных. Однополчане. Роман. Иркутск, Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1981. Иннокентий Черемных рассказывает о своей жизни, о боевых друзьях; все фами­ лии, даты, географические названия и номера воинских частей и соединений — подлинные. Мемуарный характер «Однополчан» подчерк­ нут еще и тем, что автор не раз напомина­ ет, во имя чего он взялся за перо: «Давно закончилась Великая Отечественная война, а друзья, с которыми я делил нелегкую сол­ датскую службу, не забываются... Порой до комка в горле одолевают воспоминания... Жаль, что имена их известны немногим... Я как солдат считаю долгом своим расска­ зать о них... Мысленно даю однополчанам клятву: «Вас будут знать!» Приступаю к делу: ищу писателя, чтобы он написал книгу по моему рассказу. Не нахожу. Тогда сам решаюсь писать... Но как?! За спиной пять классов образования до войны, два — после. Ничего-о, попробую!» Вряд ли авторский замысел и его вопло­ щение давали основание назвать книгу ро­ маном — но каким 'ненужным был бы тут спор о жанре произведения! Гораздо важнее суть книги. Не раз Иннокентий Черемных терял бое­ вых друзей, не раз сам был ранен. Не раз приходили в сибирскую деревню похоронки и письма товарищей о его гибели. Но вопре­ ки всему солдат дошел до Победы, занял свое место в рабочем строю, а когда почув­ ствовал, что нельзя уйти от впечатлений во­ енных лет, сел за воспоминания. Так слились воедино два подвига Инно­ кентия Черемных: ратный и литературный. Здесь слово «подвиг» употреблено не всуе: иначе не назовешь то, что совершил И. Че­ ремных как солдат и литератор. Неторопливо повествует он о себе, кре­ стьянском мальчишке, а затем парне. Мож­ но представить себе и обычную деревню на берегу сибирской реки Оки, и время с ост­ рой нуждой и мечтами о лучшей жизни, и споры о коллективизация, и первые шаги в колхозном строительвтве. Деловито и обстоятельно описывает автор, как жил он и все его земляки, как стреми­ тельно изменилось все вокруг после напа­ дения фашистской Германии на нашу страну. И. Черемных меньше всего задумывается о «красотах стиля», чем часто грешат впер­ вые взявшиеся за перо люди; прежде всего он хочет быть точным. И часто его прос­ тые слова глубоко впечатляют. Суровой беспощадностью отмечены стра­ ницы, на которых автор рассказывает о фрон­ товых буднях. Молодой солдат на своей шкуре узнал, что такое разведывательный поиск, часто неудачный, как можно, ползая за «языками», стирать колени до крови,, что такое вести тяжелый бой, да еще в тече­ ние нескольких суток впроголодь, потому что враг разбомбил эшелон с продовольст­ вием. К этому можно добавить атаки, при­ водившие к бесполезным жертвам и завер­ шавшиеся отходом, мокрые валенки и ши­ нели, которые негде высушить. Вспоминает автор и страдания раненых, и расстрел по приговору военного трибунала солдата, растерявшегося в первом бою и тем самым погубившего своего товарища. Возможно, кого-то поразит обилие эпизо­ дов, которые называют негативными. Да, таких эпизодов много, но я говорю об этом не в упрек автору. Л. Н. Толстой в рассказе «Севастополь в мае», приведя слова раненого солдата о том, что траншея захвачена неприятелем, пояс­ нил: «Солдат ошибался, потому что тран­ шея была за нами, но это — странность, ко­ торую всякий может заметить: солдат, ра­ неный в деле, всегда считает его проигран­ ным и ужасно кровопролитным». Проницательность Толстого-психолога об­ щеизвестна; думается, что это наблюдение величайшего баталиста мировой литературы в значительной степени объясняет, почему так часто И. Черемных, солдат, видевший будни войны «изнутри», возвращается к кар­ тинам, особенно глубоко поразившим его воображение. Но это — лишь часть объяснения. Его не­ обходимо продолжить, добавив, что особен­ но много эпизодов, жестких, переворачиваю­ щих душу, и І страницах о первых месяцах пребывания автора на фронте, когда пол­ ностью отмобилизованной фашистской ар­ мии противостояли люди, пришедшие на фронт от станков и пашен и постигавшие азы военного мастерства в боях с превосходя­ щими силами врага. В последующих главках «Однополчан» мы прочитаем об успешных боях части, где воевал автор, о смелом рейде по тылам небольшой группы, руководимой Иваном Мамонтовым. В каждом поступке недавне­ го учителя Мамонтова, взявшего в руки оружие^, просвечивает спокойная дерзость, трезвый расчет и бесстрашие опытного солдата. Запомнится история самого Черемных. Он, не успев залечить старые раны, снова воюет и, раненный еще раз, отказывается ехать в госпиталь: «не хотелось терять ди­ визию». С такими же ранеными, как сам, в распутицу и мороз, двигается он за своей частью. В описаниях этого путешествия «с бабушкиным аттестатом» (т. е. на поднож­ 170