Сибирские огни, 1982, № 7

командирства. Но однажды, выполняя приказ командира роты, он оста­ вил одно свое отделение для прикрытия. Оставил на смерть. Он это знал. Как знали все. К тому времени они понесли большие потери, и от взвода осталась половина. Теперь он должен был поименно назвать тех, кто оставался ради спасения остальных. Можно было вызвать добровольцев. Ну, а если их не окажется? Если уставшие, измотанные боями и отступ­ лением, изголодавшиеся бойцы не решатся добровольно принять почти верную смерть? Если не хватит у них сил?.. И тогда он решил- взять всю ответственность на себя. Он считал, что оказывает неоценимую помощь своим бойцам, избавляя их от опасности обнаружить себя трусом. Да, он искренне считал тогда, что помогает своим ребятам, тем кто ослаб, кто не решился бы назваться добровольцем. Он назвал требуемых десять человек, собрал их, объяснил задачу. Бодро и уверенно. Куда бодрее и увереннее, чем объяснял ему самому командир роты. Он заглядывал бойцам в лица, стараясь угадать что-то очень важ­ ное для себя. Но лица бойцов молчали, они не отвечали на его немые вопросы. И тогда он встретился взглядом со Славой Демидовым. Своим ровесником. И тоже сибиряком. Слава смотрел на него неотрывно. Гла­ за Славы выражали недоумение, вопрос, сомнение: «Ты не ошибся, на­ звав меня?» И еще бесконечный страх был в его глазах. Георгий будто споткнулся. Ведь прежде чем назвать фамилию Демидова, он и сам ис­ пытал минутное сомнение. Он выбирал: Демидов или Потапов. Потапов был самым старшим во взводе. Не старик, конечно, чуть больше тридца­ ти, но для остальных — дядька. Георгий если не побаивался Потапова, то смущался. Нет, Потапов выполнял все его приказания. Только погля­ дывал снисходительно. И никогда не торопился. Делал, что приказано, но по-своему...- Как бы то ни было, он назвал Демидова. Он решил судьбу Славы. Теперь он ясно понимал, что если кто-то из этих десятерых оста­ нется жив, то только не Славик, ослабевший от страха, умоляющий его взглядом о пощаде. Но он уже ничего не мог изменить. И ночью, когда они отходили, и днем, когда попали в окружение, и следующей ночью, когда с остатком полка прорывались из кольца, он держал в памяти последний, просящий взгляд Славика. После этих двух бессонных, жестоких ночей он совсем лишился спо­ собности спать. Он смотрел воспаленным и умоляющим взглядом, все надеясь, что кто-то подойдет и успокоит, и оправдает его решение оставить на смерть Славика Демидова. Но никому не было дела до него... Потом он привык и не лишался сна после каждого своего жестокого приказа. В конце концов его и самого каждый день и каждый час войны посылали на смерть. Память о Славике Демидове осталась с ним на всю жизнь. Он воз­ вращался в мыслях к нему и к размышлениям о том, какие моральные основания можно подвести под право одного человека распоряжаться судьбой другого. Случалось же так, что это право получал человек, нравственно куда более низкий, чем тот, кем он командовал. Да и не только в этом дело! С точки зрения морали вообще, в принципе, челове­ ческая жизнь и есть главная, решающая и неподменяемая ничем цен­ ность! В послевоенное время он, почти сразу после института, стал занимать такие посты, что вновь распоряжался ну если не жизнью и смертью, то весьма значительными событиями в жизни многих людей. Взять вот тот же вахтовый метод в нефтедобыче. Он был одним из инициаторов, энтузиастов. Он многое сделал, чтобы этот метод вошел в жизнь. И строящийся поселок с символическим названием Октябренок — тоже одно из следствий и его усилий... И тут Карелов вскочил на ноги и заметался по комнате от стены к стене. Если докапываться до самых первопричин, то не его ли упрямст­ во, настырность, торопливость, из-за которых прекратили строительство 13