Сибирские огни, 1982, № 7

Так кем же он был все это время? Между какими полюсами качался? Куда его могло занести? И уже занесло! Он же знает, что виноват, вино­ ват! И ничего нельзя исправить. Мысли его метались... Двести с лишним лет тому назад Микромегас рассуждал: «Когда приходит время отдать тело стихиям и возродить природу в другой фор­ ме, то есть то самое, что называется умирать,— когда этот час превра­ щения наступает, то — жили ли вы вечность или один день —это уже решительно все равно». Для уходящего из жизни действительно все рав­ но. Для остающихся жить— нет. Уроните под ноги небольшой камешек. Вы даже не ощутите коле­ баний, которые он вызовет. А ведь они будут. А если обрушится скала? А если где-нибудь взорвется атомная бомба? Взрыв заметят даже в кос­ мосе. Смерть человека — это тоже взрыв. Не только в философском смыс­ ле: переход из одного состояния в другое. Но и в прямом, физическом. Смерть — это взрыв. И значит, выделяется энергия. Последняя. Живая. Она слаба. Сопоставима с той, что бывает, если уронить камушек себе под ноги. Но она есть. Рожденный ею импульс не дает людям покоя. Тем более если речь идет о жуткой случайности... Мать Анатолия — Александра Михайловна Подольская, начальник управления «Яганнефть», сразу, как узнала о несчастье, подумала не о себе, не о своей вине. Она тотчас подумала о Георгии. Георгии Иванови­ че Карелове. Ее большом начальнике и ее боли, ее надежде с девчоночь­ их лет. Александра Михайловна тоскливо вспоминала, как она боялась предстоящей встречи с Георгием, думая, что причинит ему беспокойство. Так что же теперь-то с ним! Она до немоты пугалась одной этой мысли: теперь-то что с ним? Пугалась так же, как однажды в холодном сарае, где лежали раненые, ждавшие окончания боя и транспорта в тыл. Она была с ними. Они ели итальянский сыр. И вдруг, в углу, на соломе, она увидела Георгия: С забинтованной головой. Она посмотрела туда, пото­ му что он застонал. Страх, любовь, надежда, бесконечность ее ожида­ ния — все враз толкнулось в сердце. Она встала и, инстинктивно при­ жимая руки к сердцу, пошла в тот угол. И только склонившись над раненым, не смея, не решаясь назвать его имя, увидела, что это не он, не Георгий... Она проклинала себя за то, что в недавнем разговоре с Георгием возражала ему, упрямилась, не хотела его понять. Жаловалась на уста­ лость. Как старая ворона накаркала! Как будто сама ничего не понимала. Ни смысла их работы, ее необходимости, стремительности и вынужден­ ной (не по их же вине!) жестокости. Ни жизни своего народа— откры­ той и спасительной для всех... Так что же теперь-то с ним? Что было с ним? С Кареловым? Он не мог спать. Две ночи даже не ложился. На третью прилег, понимая, что надо набраться хоть немного сил, потому что утром должна была прилететь жена, но все равно не мог уснуть, он представлял, что его ждет. Как выдержать еще и ее отчаяние? Однажды с ним было такое. На фронте. Он лишился сна, и в конце концов пришлось обратиться в медсанбат. Потом он привык к бессон­ ницам. Войну Карелов начинал командиром стрелкового взвода. Мальчиш­ ка, наскоро обученный первоначальной военной грамоте, уже получив­ ший право распоряжаться человеческими жизнями. Сначала он не по­ нимал в полной мере страшного смысла предоставленного ему права, был спокоен, уверен и испытывал некоторое удовольствие от своего 12