Сибирские огни, 1982, № 7

и картошку сваривал, и волу согревал. И вся Фенькина орава была от грязи Кощеем отмыта и накормлена. А когда деревня ложилась спать и уже нигде не виднелось ни огонька, кособокие оконца Фенькиной избы светились слабым светом каганца, и если кто-нибудь в этот момент проходил мимо, то слышал, как из избы доносились веселые ребячьи крики, глухой говор Кощея и по-мужицки грубый прокуренный бас Феньки Шитиковой. Уезжал Кощей из деревни обычно на другой день, на зорьке, когда еще кругом было тихо и безлюдно, а в низинах стоял холодный росный туман... И опять мы томились ожиданием дня, когда на краю деревни вновь послышится знакомая мелодия немудреной кощеевой песни. А день тот случался не часто, два-три раза в месяц, и только в летнюю пору, да еще в мае и сентябре, если было тепло и сухо. Но вот однажды, под вечер, как раз в очередной приезд Кощея, на­ шу деревню тряхнул сильный взрыв. Вздрогнули в неожиданном испуге избы, жалобно дзинькнули треснувшие в окошках стекла, поджав хвос­ ты, с тоскливым воем кинулись по дворам собаки... Таких взрывов дав­ но не было, с самой войны, и вся деревня, услышав его, переполоши­ лась. Выбежали на улицу бабы, мужики, ребятишки, стали кричать друг другу: — Где? Кто? Откуда? Но разве сразу поймешь, если на всех навалился страх, и уши зало­ жило долгим тугим звоном... У нас и до этого случались взрывы. Война прошла, но она остави­ ла в земле много всякого страшного добра, и оно время от времени на­ поминало о себе. Однажды в Сухом логу колхозная кобыла набрела на спрятанную в траве мину, и эта мина полыхнула огнем и черным ды­ мом, разметав живую плоть лошади. В другой раз рвануло за огорода­ ми — это Петька Лыскин нашел железную толкушку с длинной дере­ вянной ручкой и сунул ее в костер. Толкушка взорвалась, и Петька, заорав благим матом, прибежал домой с осколком в ягодице. Иногда до­ носились взрывы со стороны речки; там мужики, наковыряв тола из сна­ рядов, коих в Хорсовском лесу таилось еще предостаточно, глушили ры­ бу... Но все эти взрывы доходили до нас дальним приглушенным эх;ом, а этот был таким сильным, что потряс всю деревню. — Господи, да где ж это так бухнуло то?!— закричала на всю ули­ цу тетка Лизавета, мать Сергея-недоростка. И вдруг с непостижимой быстротой до всех дошла весть — бухну­ ло у Феньки Шитиковой. И все кинулись на край деревни. А навстре­ чу уже спешила другая весть — Кощея убило... Огромная круглая яма дымилась в конце огорода Феньки Шитико­ вой, и вокруг ямы чернела свежая парная земля... Фенька Шитикова потом рассказывала бабам: — Он еще в прошлый раз твердил мне: «Толу надо добыть. Без то­ лу рыбу в речке не возьмешь». Но вот и добыл... Я ж ему говорила: да черт с йей, с рыбой. Небось не голодные сидим. Картошка есть — чего еще? Дак он:,ребятенкам, мол... И еще Фенька Шитикова рассказывала бабам: — У него ж на всем белом свете никого нету. Жену да ребятишек- за его партизанство немцы повесили, он их сам из петли вынимал, когда деревню отбили. С той поры и стронулось в ем что-то. Он все по ночам плакал. Во сне. Спит и плачет на всю избу. Прямо жуть берет. Я, быва- лоча, разбужу его, а он подхватится — и на двор. И цельную ночь та­ бак там смолит... А ребятишек он любил. Он ить молодой ишо, ему не то сорок, не то чуть боле... Хоронили Кощея у нас, в деревне. Собрали, что от него осталось, и положили в оббитый красной материей гроб. Гроб привезли из райцентра на полуторке, оттуда же приехал и по­ жилой дядька со шрамом во все лицо и с медалями на пиджаке, и, когда Кощея везли по деревне, дядька стоял в открытом кузове, у гроба, и го­ 133