Сибирские огни, 1982, № 7
Чтобы заполучтггь этих сладких зверушек, мы готовы были, в кровь сдирая коленки, лазать по буграм и оврагам в поисках всякого хламья. В то время у нас не было ни конфет, ни шоколада, и сахарные фигурки Кощея были для нас желанным лакомством. Мы получали их у него в об мен на рваные, выклянченные у родителей фуфайки и зипуны, на гильзы из-под снарядов, которых в Пажинском лесу было еще немало, а то и на лошадиный череп, вымытый в овраге дождевыми водами и потому чис тый, сахарно-белый и совсем не страшный. Сласти эти мы сосали мед ленно, степенно и дадсе хвастались друг перед другом умением растя гивать это удовольствие до бесконечности. С боязливым любопытством разглядывали мы и диковинную для наших мест животину — ишака. Ишак был низкоросл, с непомерно длинными ушами, седоватой шерстью и покорно-презрительным выраже нием на угрюмой костистой морде. Завидев его, самая скандальная в де ревне дворняга Муська поднимала такой суматошный и пронзительный брех, что из ближней лесопосадки с испуганным криком вылетали гнез дившиеся там’ вороны и уносились подальше от деревни, а на плетне у бабки Нюни начинало само собой позванивать старое цинковое ведро. Муська лаяла до полного изнеможения, а ишак стоял и спокойно ждал, когда она выдохнется, потом, улучив момент, поднимал кверху свою уродливую морду и оглушительно ревел: «И-й-а!...» Муська оша рашенно отскакивала от него и, поджав облепленный репьями хвост, ки далась в ближайшую подворотню, а ишак опять надолго застывал в уг рюмой отрешенности. Повозка тоже была странной — не такой, как наши колхозные повозки, а вроде бы игрушечной, куцей, с маленькими резиновыми коле сами, гладкими и пузатыми, и если на повозку смотреть издали, то ка залось, что катится она на мячиках —два мячика впереди, два сзади. По форме она напоминала грубо сколоченный ящик, и когда ехала, то скри пела всеми своими суставами. Этот скрип и однообразно-заунывное мы чание Кощея слышны были далеко от деревни. Перед тем как открыть сундучок, Кощей долго рылся в бесчислен ных карманах своего дряхленького пальтеца, которое он не снимал даже в жару, и хмуро поглядывал на нас маленькими мышиными глазками. Он будто нарочно разжигал в нас любопытство и нетерпение; он мучил нас долгим ожиданием чуда, а мы стояли, окружив повозку, тянули за горелые шеи и с обостренным, болезненным вниманием следили за каж дым движением его рук. Наконец, он находил ключ от замка. Ключ, как всегда, лежал у него в правом кармане вылинявшей бесцветной гимнастерки, он неторопливо вынимал его, освобождая от веревочки, привязанной за кольцо, и, бросив поверх наших голов короткий, сумрачный взгляд, нацеливался ключом в дырочку замка. Однако в самый последний момент ему что-нибудь обязательно мешало — то глаз заслезится, то ишак тряхнет головой, от гоняя мух, то в затылке зачешется. Фу-у! Наконец-то! Мы сразу подаемся вперед, тянемся жадными взглядами к содержи мому сундучка. Господи, сколько в нем самой красивой всячины! И сразу начинался торг. Первой, как всегда, к сундучку пробивалась бабка Нюня — расто ропная, крикливая старуха. Каждый раз она приносила на обмен один и тот же чугун — черный от столетней копоти и без дна. На боку чугуна имелась какая-то нашлепка с непонятными знаками, и бабка Нюня, по трясая твердым, как сучок, кулачком, на всю деревню доказывала, что из этого чугуна сам «Мельян Пугачев шти хлебал». Бабка Нюня слыла на деревне жадной старухой, но жила бедно, без хозяйства, и имела только маленький огородишко. Говорили, что в мо лодости она была замужем за богатым мужиком, в сенокос и уборочную нанимала работников и кормила их мятой картошкой да прогорклым от 129 9 Сибирские огни № 7
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2