Сибирские огни, 1982, № 6
— Успокойся, какие могут быть обиды... Нельзя мне оставаться, На дюшка. Утром Марина встанет, каково ей будет? Сдается мне, что Инно кентий Семенович совсем хочет отпустить ее из колхоза. — Я тоже так подумала, когда он про документы сказал... И пусть едет она куда-нибудь с богом, Васа. Не в себе она из-за этого пожара. Что с девкой сделалось! Молодая, красивая, а вот поди ж ты, чуть до погибели себя не довела. Что только не делается на белом свете! Видишь, что человек погибает, а ничем помочь не можешь. До войны в такое ник то бы не поверил. Да и пройдет лет шесть-семь, молодежь то же самое, не поверит. Господи! Василисонька, какое лихо мы вынесли на своих пле чах! — Нет, Надюшка, еще не вынесли. Нам этого лиха на все оставши еся годы хватит, и детям достанется, и внукам, пожалуй. Дедушек род ных им никакой Дед Мороз не заменит. — Ой, и правда, Васа! Какая ты премудрая стала! А все, видно, оттого, что у тебя горя больше всех было. — Горе никому даром не проходит... Пойду я хоть дом свой попро ведаю, а то даже стены на хозяйку обижаются.' Ежегодно белю, как по явлюсь в деревне, пол, окна мою, пыль протираю, а один черт, запусте ние из каждого угла на тебя пялится. — Я провожу тебя, Васа, я с тобой, погодь минутку. Ничего особенного не было больше в ту ночь, а я ее и по сей день воочию вижу и помню... Тихо, мечтательно было в майском селе. Рот бо язно было открыть. Шли, оглядывали улицу, дома, переулки, не сговари ваясь, подвернули к школе, к конторе. Пятеро мужиков, думала я, верну лось только пока, а конюшня, дворы коровьи уже перекрыты, три сруба появилось новых. Гуртом мужики ставили. Вшколе двери и косяки обнови ли, оградку поставили, любо-дорого посмотреть, возрождается село. Нич то не сломило новую жизнь! Да, но куда и зачем я отсюда поеду? Лучше бы Марька убралась. Но не только в ней закавыка. Андрея тоже надо по нять. Когда-то и он должен выйти из-за моей спины. Без этого мужику не быть хозяином в доме и в семье. Хочу, не хочу, а придется уезжать. О чем тогда думала-мечтала Надюшка, не знаю, я ее мысли, может, совсем в другую сторону повернула: — Почему ты про Машину свадьбу мне ничего не сказала? — А?! —вздрогнула Надюшка.—А, про свадьбу?.. Кто же я буду дочери, если помешаю. Вот отсеемся и пусть женятся, если до осени ждать не хотят. — Жить они где будут? У Воронковых полон дом детишек и у вас чуть меньше... — Захочет пойти в наш дом зять, я его как старшего сына встречу. , — Пусть лучше в наш идут... Года за три рассчитаются, и то ладно. Полюбуйся, чем не терем для молодых? Тятенька для нас с Андреем строил. Надюшка не поверила услышанному. — Неужто вправду уедете?! — Придется, подруженька. За одним порогом всю жизнь не проси дишь, как ни мил он. А кому попадя дом не оставлю ни за какие деньги. Когда вошли, когда вскипятили чайник и за чаем сидели до рас света, теперь уж и не вспомню, о чем еще говорили, знаю только то, что мы говорили друг другу, мы не могли не говорить. Надюшка и на конный двор меня проводила, и плуг на таратайку помогла погрузить. Ехала я на стоянку и, когда не дремалось, всю дорогу думала о на шей вдовьей ночи. Как ни хороши, как ни милы дети, а Надюшкину вдовью душу некому теперь согреть на всем белом свете. Нету мужа, не ту любимого Толеньки и никогда больше не будет. И кто ее лучше пой мет, как не старая подруга, такая же горемычная баба. Я Андреем жива, пусть он хоть и такой-пересякой, а Надюшка детьми да памятью. А с ней 96
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2