Сибирские огни, 1982, № 6

ке с детишками. И знаешь, Надюшка, об чем я мечтаю., где работать На­ думала? Ни за что не догадаешься. — Мечтай не мечтай, за тебя председатель уже все'решил. Ты как окот проведешь, животноводом будешь, заведовать фермами он тебя по­ ставит. Это я тебе по секрету, сами доярки просили. Старик Бидеев слег, в город увезли, вряд ли он теперь оклемается, всю ведь войну, как в аду, на ферме. Такому замену с бухты-барахты не найдешь, вот бабы и наду­ мали. — Никуда я не пойду, Надюшка! Не по мне это мужское дело —ко­ мандовать. — А охота? Разве не мужское дело? О ней, поди, ты и мечтаешь? Другой твоей блажи я и не знаю? — Нет, не угадала! В школе я хочу работать... техничкой, сторожи­ хой, кем возьмут. Когда Федя и Егорка учились, для меня было сущим праздником в школу идти на родительские собрания. В церкви я смалу бывать не любила. А школьный порог, бывало, переступлю, у меня не только мысли, а и душа светлеет. Что б ни учили, ни читали сыновья, и я вдогонку за ними понять и прочитать старалась. И Федя у нас в учитель­ ский институт собирался. Егорка нет, тот бы и охотником хорошим был или ветеринаром. — Чудишь, Васа, рано в старушки записываешься. — Извини, подруженька, не до чудачеств мне. Не отдашь в помощ­ ницы Тасю, пойду у председателя, кого ни даст, просить. — Вон, оказывается, зачем ты ко мне... Как же я буду возражать, если девчонке шестнадцать лет, а ей до сей поры в клуб выйти не в чем. У тебя хоть мало-мальские заработки, а тут?.. Я бы со всей душой, но пойдет ли она? — Ты же все смогла за мужа, когда понадобилось, так ей и скажи. Не всю же жизнь отсиживаться ей за мамкиной да сестричкиной спиной. Как только закончит седьмой класс, так ты и отправляй ее ко мне. Маша, я слышала, замуж собирается, да боится тебе сказать: как мать одна с четверыми справится, как учить, кормить, одевать будет их... Маша у те­ бя после какого? После четвертого? Нет, после пятого класса пошла на ферму. Нельзя и дальше ей жизнь ломать. Пусть этой же осенью выхо­ дит за своего Никитку. Он хоть без ноги, да не без головы. Ну? Что ты молчишь, Надюшка, или я что неправильно говорю? — Я не молчу, Васа... Был бы Толя живой... Старшие, ладно, стар­ шие отца помнят, а Коля... Ему девять месяцев было, когда отца взяли на войну. Отец с ним на руках всю последнюю ночь проплакал. Выра­ стешь ты, говорил, как былинка в поле, и никогда в глаза не увидишь, кто тебя на свет пустил. Горше твоей беды, сынок, может, и не бывает... Занежить я Коленьку боюсь, Васа... — Дуреха, чего испугалась. Тимка-то вон у тебя какой цепкий. Двенадцать годков, а Тасе ни в чем не уступает. Машу встречу, Маша Ти­ мошкой не нахвалится. И Олей то же самое. Эти Колю не избалуют. Об Таське сейчас речь, она у тебя хитрованиха. Эта на ферму не попросится, как Маша. А коль так, мы сами туда ей путь укажем. На стоянке козы нежиться не дадут. Вот и будет тебе помощь, пока Тимофей семилетку закончит. Значит, будем считать, что решили дело? — Жалко мне ее, Васа. Годочки-то у нее какие медовые, а у тебя там козы и горы, с тоски увянет... Лучше уж пусть мне будет хуже и тя­ желей. — Так, так... Марьке, значит, замену готовишь? Марька тоже всег­ да хотела жить беспечно и красиво, не задумываясь, за чей счет. — Бог с тобой, Василиса! Как только у тебя язык повернулся? — Ну вот и договорились. Если не хочешь Тасе такой же доли, как у Марьки, найдешь способ повлиять на дочку. Бездумное сердоболие ху­ же иной беды... Да, да, не удивляйся. Спасибо тебе за ужин, за чай, за беседу, пора мне. — Ты что ж! Обиделась? Ночевать не останешься? А я-то думала, хоть сегодня душу отведем... 95