Сибирские огни, 1982, № 6
отшельничество стояночное, к людям тянуло, и в то же время жалко бы ло отару бросить. В тупик, одним словом, я попала, а какая жизнь, какая работа с та ким настроением, когда и на горевание мочи нету. И тут-то, в самое черное для меня время, вспомнил про меня и кол хоз, и сельсовет. Иннокентий Семенович на отчетно-выборном собрании предложил избрать меня как стахановку в правление колхоза, а вскоро сти я и депутатом сельского Совета оказалась. Как я ни отнекивалась, что не будет толку людям от меня: и грамотешка начальная, и живу-ра- ботаю далеко от села, выбрали —ив Совет, и в правление. В деревне теперь приходилось бывать часто, а уж коли на людях бываешь, то и про них, и про себя все хорошо узнаешь. Приезжаю я как-то на первую свою сессию в сельсовет и у самой коновязи Олимпию Плешкову встретила. Аким Кривой, муж ее, давно вернулся из заключения, но Олимпия и по сию пору считает, что только мы с Надюшкой виноваты, что он там был. С Надюшкой все это время она счеты сводила, теперь, я сразу догадалась, и мне проходу не будет, позлорадствует подруженька моя бывшая всласть, по ее понятиям есть за что и есть над чем. Я и поздороваться с ней не успела, как Олимпия выпалила: — Поздравляю тебя, Васи-лисонька, с рождением двойни! — Спасибо, подруженька, спасибо. Я об этом обязательно Андрею напишу. — А уж девочки расхорошенькие — ни в сказке сказать, ни пером описать... Не будь я депутатом, Олимпия много бы не наговорила. Кто-кто, а Олимпия смолоду меня знала: я терплю, терплю, да и за косы взять мо гу, не говоря уж про слова —не у бога за пазухой росла. о— В кого же им быть-то некрасивыми? Андрей не рябой, не конопа тый, и с Марины хоть икону пиши,—сказала я и обошла Олимпию, вро де меня никак не трогают ее припевания. Олимпия увязалась за мной следом и давай с другого бока кусать: — У Марьки-то одни штанишки остались и те в заплатках. Может, возьмешь одну девочку? Уж больно хороша, вся в Андрея-отца, а другая черненькая, говорят, в заезжего молодца! Вот когда приспело время брать хамку за косы, но теперь-то она это го только и ждет. Не дождешься. Шла я к крыльцу сельсоветскому, будто голая: Андрей грешил с Ма риной. за что же она надо мной измывается? Истинно, для бабы хуже бабы зверя нет. Сколько я сама злобствовала на Марьку, пока ее верх был, а теперь как быть? Дочки-то Андреевы! Надо же —двойня роди лась! Каково будет Маоьке с ними в такое голодное и нищее время? Олимпия не врала про Марькины штанишки единственные, так оно, вид но, и есть. Что дальше-то будет с бедными детками?! Не видела я в тот раз ни Марьки, ни двойню, уехала на стоянку на следующий же день, но не выходили из головы Андреевы девочки-сиротки. Случалась какая оказия, приезжал кто из деревни, я непременно рас спрашивала про Марину и ее дочек. Ответ был всегда один: бедствует Марька, стариков нет, с детишками сидеть некому, как от них пойдешь на работу. Не помоги ей бабы кто чем, и детей бы пеленать было не во что. Пришло время быть на заседании правления, я первым делом забежа ла к Надюшке, узнать, так ли говорят про Марьку? Надюшка — подру женька моя неизменная — подтвердила все слово в слово, да еще сама многое порассказала, так как специально для меня ходила попроведать Марину. Кончилось наше заседание, высидела я, пока все ушли, и давай про сить Иннокентия Семеновича, чтобы колхоз какую-никакую материаль ную помощь Марине Сорокиной оказал. 90
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2