Сибирские огни, 1982, № 6
Кончалась у них работа. Вижу, Иван Иванович все чаще на меня поглядывает и, видать, что-то на уме держит, но пока молчит, не больно говорливый был. Помалкивала и я, думала, что же дальше-то будет, а самой, и теперь об этом грешно вспомнить, до умопомрачения ребеночка от него хотелось. Что удерживало меня тогда, теперь и не придумаю. Так вот в молчанки и проиграли мы до самого последнего дня. За мужи ками в таком деле всегда зачин. Устроила я им прощальный ужин, пару рябчиков для такого слу чая добыла, они — бутылочку белоголовой выставили. Сидим, сумерни чаем. Старичок покряхтел, покряхтел да и на покой отправился. И вот Иван Иванович говорит мне: — Давно приглядываюсь к вам, Василиса Мироновна... Вы, как мне кажется, и есть та женщина, с которой мой будущий дом и стал бы пол ной чашей. Говорить много я не умею, и надо бы, да не могу: сердце от всего пережитого затвердело и скоро его не растопишь. Поразмышляйте ночку, Василиса Мироновна, а утром мне ответ скажете... Сладим дело, к осени на Смоленщину поедем... Загадал мне тогда ночку Иван Иванович... Всю-то ее, как вот тепе решнюю, провела я без сна: думала, уставившись сухими глазами в по толок, и без устали ходила из угла в угол, и у окна часами сидела, и на улицу к Карыну и козам выходила... Коли бы Иван Иванович согласился жить здесь, со мной на стоянке или в нашей деревне, я бы тотчас пошла бы к нему со своим решением, а он и прежде мысли не допускал, что не вернется на свою родную сторонку, искалеченную войной. Ему не резон обездоливать свою деревеньку, а на кого я оставлю свои горы? Тут же Саввушкины, Егоркины, Федины ножки ходили... И о чем бы, и как бы не думала я, постоянно перед глазами Андрюха мой непутевый стоял. Что с ним будет? Рано или поздно пустит его Марька по миру. Он же за мной жил, как малый ребенок. Правильно говорил Иннокентий Семено вич: я его избаловала, за .него мне и всю жизнь перед собственной со вестью ответ держать. Как ни подмывало меня кинуться в объятия приглянувшемуся мужи ку, не кинулась. К утру был готов и самый верный ответ. Повздыхал Иван Иванович, покачал головой: -— Когда-то Танюшке, невесте своей, клялся: с тобой на край света пойду... Теперь вот самое время на том самом краю света остаться, а не останусь, хоть и невеста того просит. Родная земля дороже! Невест мо жет быть много, а родина —одна! Вот ведь как получается... Пока мы молоды, родительский дом нам тесен, а поживешь, постранствуешь, по- бедуешь, и нету ничего милее родной стороны. Не будь она в беде, я бы остался, Василиса Мироновна, а теперь — не могу! С тем и перебрался на стоянку Амира Иван Иванович. Когда в сентябре Иван Иванович совсем собрался уезжать, он еще раз навестил меня, адрес оставил, просил написать ему, если передумаю, и он тогда непременно приедет за мной. Видела, чуяла я — новое счастье ко мне в сердце стучится, но и в этот раз не пошла навстречу ему, так как перед прежним я в большом долгу. И тут-то вскоре оно и явилось ко мне. Однажды возвращаюсь с отарой с пастбища и диву даюсь —огонек в моей новой избе. Кто бы это мог быть? Карын не лает, значит, кто-то свой. Вхожу в дом, смотрю... Мать честная —Андрей Ефимович! , Пригляделась к нему... Господи! Какой же он весь оборванный, за росший, грязный да зачуханный, точно с каторги явился... — Что стряслось? — спросила. Андрей Ефимович запричитал в ответ: — Не гони меня, Василисонька! Беда у меня... Если уж и ты сейчас выгонишь, я топиться в Каракол пойду, а не прогонишь, заново челове ком стану, потому как понял я, что нету на всем белом свете женшины Й7
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2