Сибирские огни, 1982, № 6

— Знаешь, Василиса, почему добренький человек — плохой человек? Потому что он всем хороший человек, себе — плохой! Тут нету справед­ ливость, когда плохому человеку хорошо, а хорошему плохо. У тебя ка­ ша в голове, и у меня башка заболел. Домой нада, все сразу не скажешь. Не горюй, Василиса, придет еще и твоя победа. Я правильна, говорил, ты неправильна говорила. Ох, как невыносимо горько было, когда я вновь осталась одна. Осо­ бенно невыносимо оттого, что никого-то мне и не надо было. Сколько раз Иннокентий Семенович предлагал мне помощника, но ведь не взяла. Шу­ ра Т.искинекова вернулась бы — другое дело. С Шурой мы вместе Побе­ ду ждали, потом моего Андрея, нам всегда хорошо с ней было. Теперь у нее счастье заладилось, в город уехала, в техникум поступила, Вите- крепышу в армию письма пишет и ни стариков своих, ни меня не забы­ вает. И Соня, как прослышала о нескладной моей жизни, каждую неде­ лю весточку посылала. Потому-то и не надо никого мне было на стоянку, а председатель все равно ругал: одичаешь, от людей отобьешься, лихо тебе будет. Так- то так, да и другое я поняла: к чужому счастью не примажешься, ста­ нешь завидовать чужим радостям, совсем голову потеряешь. Добрый человек он потому и добрый, что не ждет, когда к нему придут да пок­ лон, он сам с тобой своим душевным теплом поделится. Зиму перемогла, а весной Соня со своей бедой приехала. Мой черед пришел ей душу отогревать. В мае, когда пришло время картошку садить, Андрей Ефимович, на вечер глядя, пожаловал к нам. Соня не видела его никогда, но дога­ далась, что за гость, бросила пеленки стирать, засуетилась, захлопотала возле стола. Андрей от чая и от ужина отказался, присел у порожка на предложенный Соней стул, закурил и таким-то заупокойным голоском сказал: — Знаешь, Василиса Мироновна... если можешь, дай мне картошки на семена. У нас даже картофельных глазков на посадку нету. Не будь в избе Сони, не кинься она гостеприимно, заискивающе со­ бирать на стол, я, может быть, и по-другому бы себя повела, а тут пре­ секлось, ушло из меня зло, и я по-доброму спокойно ответила: — Полезай в подпо'л, набери пару кулей. Больше не могу, нам с Со­ ней только и останется до новой дотянуть. Андрей проворно нырнул в погреб, а я сокрушалась, уставившись на творило: до чего дожил человек? На какое унижение пошел! С чем к бывшей жене явился? Как бы нам сейчас с Соней корова сгодилась! Кашку бы ребеночку не из чего было сварить, если бы Амыр-Санаа каждодневно не привозил нам молоко от своей коровы. А они с Марькой загубили мою Комолку: пошла Комолка пить на реку да оскользнулась, сорвалась в полынью, перемерзла, пока вытаскивали, и ее докололи. Коз моих они еще по осени на мясо извели. Тятенька ты мой родимый, что ж это делается с людьми! — Подсоби, Мироновна,—донеслось из погреба.—Не вытащить мне одному... Помогла я ему поднять кули, вынесли вместе их на таратайку, вер­ нулись в избу. Ни спрашивать, ни говорить что-нибудь ему мне не хоте­ лось. Андрей снова сел у порожка, снова закурил. — Спасибо, Мироновна, за картошку, осенью вдвойне рассчита­ юсь,— сказал и завертелся на стуле, будто таиЛ соответствующим местом вдруг гвоздь обнаружил. Просить еще что-то будет, поняла я. — Извини, Мироновна, но коли уж я попал в беду, помоги мне и деньжонками! Чего-чего, а этого я не ожидала, у меня и язык отнялся. Соня тут с усмешечкой свое слово вставила: — А не лучше ли бы вам, Андрей Ефимович, к законной жене вер­ нуться? Чему бывать, того не миновать, рано или поздно. — Я и рад бы, если бы Мироновна меня простила, да не могу: ре­ бенка ждет Марина, а у нас и пеленки купить не на что... 85