Сибирские огни, 1982, № 6
всю жизнь, но зато такой тварью, как ты, никогда не буду! Андрей будто этого и ждал: оседлал коня и, не глядя на ночь, уехал в, деревню. И опять я не побежала, не остановила, не образумила его. Самое обидное было то, что он меня Саввушкой, сыновьями попрекнул. Да и что греха таить, думалось, побегает, побегает, кобель старый, да и вернется. Кого, кого, а уж муженька своего я знала лучше самой се бя. Ему бы только покуражиться, себя поутверждать, а сам-то, за что ни возьмись, во всем однобокий, жена ему и подпорка, и нянька — все подай да принеси, посоветуй да растолкуй. Думала я так по-старому, по-довоенному и просчиталась. Через пол- меСяца приезжает он на стоянку довольный собой, вежливый, вкрадчиво настойчивый: — Мы, выходит, разошлись с тобой, Василиса Мироновна, а иму щества от тебя я никакого не получил. Вот я и приехал спросить, добром отдашь или через суд будем делиться? Тут только я поняла, что песенка моя спета, увела от меня долгож данного мужа Марька-перина, Марька печка. Ей есть чем мужиков греть, мякоти хватает, а что ни ума у нее, ни совести, на это моему Анд- рюхе наплевать! Ему лишь бы тепло, лишь бы мягко! Совсем с ума спятил интендант-победитель. По молодости красотой своей кудрявой фигурял, а теперь еще и заслугами вместе с медалька ми... Что ему теперь жена? Однако явился, ждет, что она ему для будущего счастья отвалит. Как же, хозяин, имеет право... Если по совести, то ничегошеньки не жалко, только обидно, обидно, хоть вешайся —на кого горбила всю войну? Для кого жДала мужа? Для Марьки! Что же это делается на белом свете? Для кого, для чего тогда берегла я себя и свою душу? Да что это за жизнь такая, если она перед чьей-то задницей устоять не может! Зачем я ему детей рожала? За что я его любила? О-о... он, видно, давно понял, что любила, и потому-то все и всегда было прежде всего ему и для него. Вот и долюбилась так то, про все забыла, он и приехал теперь забирать последнее, так как с меня больше нечего взять. Такая у него любовь оказалась... А в девках-то, в девках какая я дурища была? Он только шепнет что-нибудь про любовь, у меня уже сладких слюнок полон рот. А лю бовь-то его вон какая жадная, бесстыжая, пакостливая... Пусть, пусть забирает, к чертовой матери все, что хочет! Не хочу я быть обмаранной этой его любовью! — Так что ж ты молчишь, Василиса Мироновна? Не хочешь миром, пускай суд нас рассудит? — Нет, не будем мы судиться, Андрей Ефимович. Не для своего по зора я тебя с войны ждала. Забирай все, что хочешь, и завтра же увози. Только прежде пригласи Амыра со старухой его в свидетели, а то ведь чего доброго вы меня и после этого по судам затаскаете. — Я не хапуга какой-нибудь, Василиса Мироновна. Я возьму себе корову, три козы, картошки половину, ну и барахлишко свое, какое есть. — Что ж. бери. Спасибо, что Машку с Карыном оставляешь, а то и вправду хоть судись. На следующий же день угнал Андрюха в деревню женино приданое, увез и картошку. Чистенькая я осталась перед ним. Уехал муженек мой, и тут только меня зло взяло: что я в самом деле нюни развесила, хуже его, что ли? Да провались он подальше и поглуб же! Буду считать, что моего Андрея война убила, а этот интендант-побе дитель ни ко мне, ни к моим детям не имеет никакого отношения. Вдова я и жить буду, как все вдовы в деревне живут. Решила я так, облегченно вздохнула, огляделась вокруг: красоти ща-то какая сентябрьская разлилась! Как же так, что я не приметила, когда осень подкралась? Вот горюшко-то, впервой такое случилось! Го ры вы мои, горы, тайга ты моя, матушка! Как мне мечталось походить по тебе счастливым человеком, пострелять зверушек твоих ловких, по- 83 6 *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2