Сибирские огни, 1982, № 6

Ну и я надо сказать, платила Карыну тем же. Как ни прижимал нас голод, а с ним я последним поделюсь. Встречала его с пастбища как хозяина. И расчешу, и репьи, и всякие колючки из его собачьей бурой шу­ бы повыдергаю. Заревновал он меня, когда Машка в доме появилась, особенно ког­ да подросла. Такая она красавица выдобрела. И все-то за мной бегает, все-то со мной заигрывает. Когда возвращаемся домой с отарой, Маш­ ка обязательно меня встретит: лакомиться солью любила или еще чем. Не дашь ей ничего, она боднуть тебя норовит. Не со злости, конечно. Стоит утром дверью скрипнуть, как она с горы чемчикует, того и гля­ ди, тебя с ног собьет. Коли сильно разгонится, не может осадить себя сразу, то и на дыбы передо мной встанет. Карын ни в какую не хотел ее признавать. Отвернусь куда, он ее то за морду, то за ногу цапнет, чтобы прочь уходила. Пришлось мне однаж­ ды хорошенько прутом его выходить. Долго обижался, и как только Машка ко мне, Карын под крыльцо или куда-нибудь подальше от избуш­ ки забивался. Так вот и жили мы не тужили втроем. Машка жила вольно, ночевала не во дворе, а в лесу, там же днями и паслась. Зимой чаще держалась возле дома. Когда я стала охотиться, реже приходилось нам с Машкой встре­ чаться, но все одно каждый вечер она меня проведывала. Придет, сли­ жет с руки моей щепотку соли либо возьмет губами какое другое лаком­ ство, потрется подле меня, потолкается еще возле дома и уходит. Однажды, дней десять прошло, как Шура в Едиган укатила, глухой ночью Карын принялся надрывно лаять. Два раза я выходила, в таз сту­ чала, чтобы зверье, поблизости шарящееся, отпугнуть, а Карын все не умолкал. Оделась основательно я, кошару проверила —все вроде в по­ рядке. — В чем же дело? —спрашиваю Карына, а он знает свое, лает да в - сторону реки поглядывает.—Заставляешь идти глядеть, кого ты там учуял? Ну что ж, пошли. Утро было морозное, над рекой туман клубился, деревья куржаком подернулись. Иду вдоль берега, слышу: фи-фи-фи... Пара крохалей на­ до мной пронеслась. Ни горя им, ни заботы. Ни печку топить, ни кого-то кормить, лишь бы река не подвела, не позволила полыньям замерзнуть. Карын вдруг заповизгивал, к ногам стал жаться. Выходим из-за криуна... Тятенька родимый, волки! Целых четыре! Полынью обложили. Не Маш­ ку ли они туда загнали? Сдернула я с плеча двустволку и пальнула по ним раз и другой так, отпугнуть лишь бы. До полыньи той метров две­ сти. Обеспокоились зверюги, заоглядывались недовольно и мстительно, выстроились веревочкой и важной трусцой потянулись к противополож­ ному берегу. Подбегаем к полынье: стоит наша Машка до колен в воде, в инее, в сосульках вся:.. Знала, где спасаться! Чуяла, что не станут волки в полынью к ней сигать! Быстрый Каракол живенько задернул бы их под лед. Вот и стояли друг против друга, выжидали. Волки терпеливые, да и Машка оказалась не дура. Увидела Машка, что помощь подоспела, давай на лед выпрыгивать. Раз, другой вскинулась —не вышло. Ноги ее от долгого стояния в ледя­ ной воде окостыжились, занемели, не слушаются. — Погоди, моя миленькая! Погоди, моя доченька! —утешаю я ее.— Сейчас сбегаю за кайлом, выручу тебя, иначе исхлещешься, пока сама выберешься. Карын поскулит, поскулит возле меня и снова лаять с подвывом при­ нимается: очень ему было не по себе! На одного-двух он бы кинулся, не задумываясь, а на четверых —гонорись не гонорись, своя шуба дороже. Принесла я лопату, кайло и пешню, давай рушить в одном месте стенку перед Машкой. Комья затвердевшего снега срываются кой-ког- гда с лопаты, хлобыстают ее по голове и по спине, она крутит головой, но терпит. 72