Сибирские огни, 1982, № 6

Я отшвыриваю прочь одеяло, уверенно свешиваю ноги с кровати, встаю, оправляю на себе пижаму. — Ну что, может, вам сплясать что-нибудь? Они, конечно, остолбенели. Особенно врач. А я иду вприсядку, да так, как никогда и не умел. Я вообще не умел плясать. Я многого не умел. А теперь все смогу! Я выйду на площадь и возьму у людей по маленькой, маленькой ча­ стичке их движений, по одному звуку. Никто ничего и не заметит. Я буду не такой, как прежде. Я смогу поднимать штангу рекордного для нашего города веса. Я ведь на минут­ ку возьму силу и спортивную технику у какого-нибудь чемпиона. А если мне попадется тяжеловес, то уж в своей-то весовой категории я толкну непостижимый вес. Да только мне это ни к чему. Зачем? Мне бы ходить, видеть, слышать. Мне бы дышать. Мне бы просто жить... С друзьми я буду осторожен. Это только сейчас, когда я еще ниче­ го не знал, я нечаянно взял у них что-то. А так... Нет. Да я с ними и встречаться буду редко. На всякий случай. Я ведь не знаю, управляема ли моя способность? Ведь все это, наверняка, идет из подсознания. Да-а... Я всегда хотел стать певцом. А теперь я иногда смогу петь. Как? Я запою, а у певца на сцене пропадет голос. Что почувствует он? Какая боль и какой страх навеки останутся в его душе? Я сделаю шаг, а кто-то всю жизнь будет помнить, как он ни с того ни с сего оступился на ровном месте. Пусть даже не расшибся, ничего не сломал! А тот мой сосед, ко­ торый теперь никоіму не сможет сказать «Здравствуй!»? Я уже не пляшу. Я стою и смотрю на них. Я слышу, как этажом ниже забегали медсестры и врачи. Кто-то из распятых на растяжках почувствовал, что у него нет ноги. Сейчас он не чувствует своей хоть и с переломом, но все же с в о е й ноги! Еще минуту, еще лишь одну минуту. Мне нужно было сказать дру­ зьям и родственникам «До свиданья». Но я не могу, потому что никто еще не говорил сейчас эти слова. Я машу рукой, но они не понимают. — Я один! Я хочу один! Один! Они ничего не понимают, но уже послушно поворачивают к дверям. — До свиданья! До свиданья!— говорят они. — До свиданья! —кричу я. Они испуганы. — Это кризис,—слышу я слова врача. . Они ушли. Я осторожно выталкиваю из палаты врача. Подхожу к окну. Так вот что мне довелось увидеть в последний раз. Там, за стек­ лом, все застыло. Весь мир застыл. Все схвачено холодом. Деревья го­ лые и нет сейчас в них никакой красоты. Люди торопятся, люди спешат. В тепло, в домашний уют. Прочь от стужи. Движения угловаты. Небо низкое и серое. Солнца нет. Я даже не могу определить, на какую сто­ рону света выходят окна моей палаты. Нет. Уже больше ничего нет. От моего дыхания, что ли (да только при чем тут оно?), стекло затягивает­ ся льдом. Мир мутнеет, отделяется от меня, уродливо меняет свои про­ порции. Узор. Да нет на стекле никакого узора, уж я бы нашел в его ли­ ниях какую-нибудь интересную аналогию. И ассоциации бы вспыхнули в моем мозгу, управляемые и неуправляемые. А тут ничего нет. Мир ис­ чез. Или это исчезаю я? Исчезаю навсегда. Ладно... Я поворачиваюсь. Дверь даже не скрипнула, но я все же поворачи­ ваюсь. О на вошла. В глазах ее надежда и боль. Я шумно и энергично иду ей навстречу. Я широко раскидываю руки. И от этой моей игры гла­ за ее тускнеют. Ее не обманешь. Она почувствовала, что все это ложь, обман, все это —неправда. — Ложись,—говорит она.—Ведь ты, наверное, устал? А я и в самом деле устал. Устали не мускулы, не сердце. Устала ду­ ша. Я ложусь. Она накрывает меня одеялом, расправляет его. 56 •