Сибирские огни, 1982, № 6
реть, не мигая, в знак отрицания, несогласия. Так будет лучше. Мне ста новится смешно. Значит, когда я сплю, я со всем согласен? А днем? Нет. Тут что-то не то. Впрочем, это ведь только сейчас. А раньше все было по-другому. Тишина. Окно. Замерзшее стекло. Всего каких-нибудь два милли метра. Потом слой холодного воздуха. Снова два миллиметра стекла. А дальше мир. Целый мир! Мир, в котором я жил. Ветер. Снег. Сугробы. Люди. Дома. Холод. Жар. Свет. Тьма. Там — всё. Я рвусь туда, стремлюсь всей душой. Примите меня. Возьмите. Я ваш, ваш! Я никогда не буду своим, я буду теперь только вашим. Да и был ли я когда своим? Наверное, был, потому что меня отличали от других. Каждый отличен. Но я был и вашим, потому что меня принима ли, считали своим, не отделяли. Каждый должен быть с кем-то. Но теперь барьер, стена, молчание. Мне ни жарко, ни холодно, ни радостно, ни скучно. Мне — никак. Я вижу,, что стена белая. Белая... Ну и что? На подоконнике стоят в горшках цветы. Пусть стоят. Все равно я даже не знаю, как они назы ваются. Я этого никогда не знал. Срезанные цветы—другое дело. Гла диолусы, астры, флоксы. А названия тех, что стоят в горшках, я почему- то никогда не знал. На стене акварель. Три замерзшие березы и снег. Снег, снег. Ладно. Пусть снег. Что дальше? Ага. Вот шерстяное одеяло. Еще, поди, и верблюжье? Подумаешь... Какая разница... Что-то еще и еще... Так было, так будет. Мне все безразлично. Я слышу, что открылась дверь. Кто-то вошел. Я, конечно, даже не поворачиваю головы. Я даже суживаю сектор зрения, но человек все же врывается в него. А, это сосёд по площадке! Я знаю его, но не узнаю. — Здравствуй,—говорит он. Я пока молчу. Мне все безразлично. — Здравствуй,—повторяет он.—Ты что, не узнаешь меня? — Здравствуй,—неожиданно для самого себя отвечаю я. — Он говорит! — кричит сосед.—Он уже говорит! Я не знаю, к кому он обращается. Но в дверях какое-то шевеление. Значит, там ждали. Ждали, что я заговорю. Ждали, что я что-нибудь сделаю. Безразлично —что. А я взял и сказал: «Здравствуй». — Что, что он сказал? —спрашивает кто-то.—Он заговорил? — Он сказал... он сказал... З-з. Мучительное удивление' появляется на лице соседа. Он не может вы говорить такое простое, такое необходимое слово. Я удивлен. Я удивлен дважды. Тем, что он не может выговорить такое простое слово. И еще раз тем; что я сам удивлен этим. Неужели мне не все равно? Раз я удив лен, значит, нет. Странно. — Он сказал, он сказал... — Здравствуй,—подсказываю я. — Да, да, он это самое и сказал,—подтверждает сосед. Комната наполняется людьми. Эти —с работы. Те —просто знако мые. А вот и родственники. Свояки, сестры жены, племянницы. — Ну! Что я вам говорил?! — восторженно кричит один. — А я им говорю... — Молодец! Встанешь и еще плясать будешь. И на рыбалку, и по грибы. — Давай, давай, поворачивайся. На работе без тебя все горит. — Да ты йолодцом! — А, что она, эта медицина, знает?! Я сто раз всем говорил! — Я говорю вам: здравствуй,—твердо произношу я. Фраза не сов сем правильная, но по-другому я сказать не могу. — Здравствуйте, дядюшка! —Это говорит племянница. Как хорошо! Теперь у меня есть правильный набор слов. — Я говорю вам всем: здравствуйте! — Ну! Что я... что я каждому... что я каждому произносил?! —Он : 53
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2