Сибирские огни, 1982, № 6

вперед. Он уже не рвет поводок, не напрягается, не спешит. Он стоит на площадке иждет. Покорно, послушно, конечно, ведь он понимает, что мне нужно трижды в день выходить на улицу. Он знает, что если не выведет меня, то у хозяина начнет болеть голова, и я буду долго наощупь копать­ ся в аптечке и вздыхать. Он все понимает, мой Маркиз, и начинает осто­ рожно спускаться вниз по ступеням. Осторожно —не то слово. Осто­ рожно—это когда есть выбор, когда можно и быстро. Но мы с ним те­ перь спускаемся только так. По одной ступеньке, с отдыхом на каждой площадке. И так целых девять маршей, пять этажей. Ах, как он мчался тогда, вырывая поводок из моих рук, поскуливая от нетерпения. Да и я отставал разве что чуть-чуть. Конечно, сравниться с ним в резвости я никогда не мог. Воля, свобода опьяняли его. И позна­ ние мира. Мы с ним жили в разных мирах. Кое-где, конечно, соприкасались. Но и там он, наверное, воспринимал мир по-своему. В лесу меня, напри­ мер, в основном интересовал цвет, а его —запахи. Запахи, конечно, вос­ принимает и человек, но разве можно сравнить их способности. Наша обычная летняя прогулка раньше была до Баеандайки. Это шесть километров. От реки до шоссе километра два—три. Вот эти пятнад­ цать квадратных километров он знал наизусть. Пройти здесь можно бы­ ло различными тропинками, они шли и вдоль, и поперек. Я как-то попы­ тался сосчитать количество возможных, разумных, конечно, маршрутов. И насчитал их больше ста. Первый год Маркиз бегал, как ему хотелось. И мне приходилось искать его, свистеть. Далеко, впрочем, он никогда не убегал. Позже он на каждом пересечении тропинок останавливался и вопросительно смотрел на меня. Я рукою указывал маршрут. Но иног­ да я просто говорил: бегай!, и тогда он волен был выбирать маршрут нашей прогулки сам. А однажды я составил маршрут заранее и решил ничего не приказывать Маркизу. Я шел и мысленно проигрывал в уме этот маршрут. Маркиз прошел его так, как я составил. Я почувствовал, что между нами установилась какая-то странная связь. И теперь маршрут часто выбирал он сам. И я всегда знал его еще до прихода в лес. Я рассказывал об этом своим друзьям. Но они не ве­ рили. Самовнушение и все. В лучшем случае пес узнает мои намерения по моим неосознаваемым движениям. Пусть так. Я-то все равно думал по-другому. Если дверь из подъезда на улицу бывала чуть приоткрытой, Маркиз останавливался и ждал, когда я открою ее настежь. И это относилось только к дверям в подъездах. В квартиру и в комнаты он открывал две­ ри сам, с силой тыкаясь в них носом. На улице идет дождь, мелкий и нудный. На асфальте тонкая пленка откуда-то всегда берущейся осенью грязи. А ведь в летние дожди мосто­ вая всегда чиста, хотя и мокра. Маркиз идет тяжело. Ему трудно. Он почти слеп, плохо слышит, ходьба причиняет ему боль, как и мне. Но трижды в день мы должны выходить на прогулку. Ради меня. С Маркизом мыраньше часто разговаривали. Разговариваем иногда и сейчас. Говорил в основном я. А он сидел передо мной и старался по­ нять, что же я ему хочу сообщить. Много слов он понимал, я уже говорил об этом. Но иногда мы разговаривали и на философские темы. О смысле жизни, о погоде. Маркиз смотрит на меня, чуть склонив голову набок. Он явно старается что-то понять. Он даже понимает. Он все понимает. В глазах внимание. Я говорю фразу, и голова его склоняется на другой бок. Иногда он нетерпеливо перебирает лапами, приоткрывает рот и из­ дает какие-то горловые звуки, нечто среднее между ворчанием и мычаі- нием. Он мучается от того, что не может поддержать разговор. И в глазах мука. Скажи мне, Маркиз, о чем ты сейчас думаешь? Ну что там, в твоей собачьей башке? Хоть на минуту дай понять, как ты мыслишь, каким ты видишь мир? Так думал я когда-то, когда Маркиз был молод. '4 Сибирские огни № 6 49