Сибирские огни, 1982, № 6

торым я бродил когда-то здесь. Конечно, я был более уверен, в себе, по­ тому что ни черта не понимал. Но и это — драгоценность* Я иногда ос­ танавливаюсь и прислушиваюсь. Я ничего не хочу услышать специально. Это получится само собой. Я даже и не прислушиваюсь, разве что к себе. Кто-то идет мне навстречу, кто-то удаляется, кто-то стоит, один, и непо­ нятно, ждет ли он кого или уже расстался. И звезды над головой, и ти­ шина, напоенная шорохами, дыханием, запахами, ожиданием, которое никогда не разрешится. Все так, как было когда-то. Только люди другие. Я хочу только одного, чтобы они почувствовали мое настроение, и тогда они перенесутся в другой мир, не оставляя своего. Фонари меняют свою форму, они даже возникают в других местах, да и немного их здесь... А на месте клумбы возникает скульптура, кото­ рой уже давно нет. И слава богу, что нет. А я все брожу по дорожкам и тропинкам. Я никому не мешаю. А сердце в груди готово разорваться от невыносимого счастья-боли. Счастье-боль. Пусть почувствуют люди, какой сегодня вечер, какая се­ годня ночь! Пусть выйдут из своих бетонных коробок. Они придут. Я знаю. Они уже начинают собираться, сами не пони­ мая, что их так влечет, гонит на улицу. Не все, конечно... Но пусть — хо­ тя бы некоторые. Но ведь была не только грусть. Грусть все чаще и чаще приходит сейчас. А тогда она лишь иногда налетала. Было иное, многое, чего уже нет и не вернется, потому что город изменился, помолодел и состарился. Он стал не таким сорвиголовой, условности сковывают его, респектабель­ ность, порядок. Да и я ведь уже не тот. Ах, как здесь танцевали! Прямо на асфальте. Под звездным небом. Пошли на пятачок? Пошли. А на пятачке тысячи полторы народу. Кто в лыжных брюках, широких, фланелевых, и куртках с карманами на груди, тогда это еще было модным, кто в зауженных до предела брюках, это еще только набирало силу\ и считалось стильным. Стиль преследовался, не по закону, конечно, а так, в меру умственных способностей некоторых очень правильных людей. Здесь парни в лыжных ботинках и даже в кирзовых сапогах. А девушки в простеньких платьицах, у некоторых сверху кофточки, это на тбт случай, если станет прохладнее. Да только разве станет прохладнее в такую дивную ночь? Не играет на эстраде «группа», не плачет в микрофон солистка. Здесь все стихийно, все ненарочно, все получается само собой. В одном Конце играет аккордеон. Что-то модное, фокстрот «линда», который на вечерах в клубе еще остерегаются танцевать. Могут ведь и из зала выве­ сти. Но только не здесь. В другом конце кто-то бренчит на гитаре, его и слышат и не слышат, но всем ясно, что это танго, танго! А вот и «Амур­ ские волны» льются из баяна. Здесь танцуют со знакомыми, однокурсни­ ками и совершенно незнакомыми людьми. Да здесь и не надо знакомить­ ся, хотя, вообще-то, можно. Здесь даже не надо говорить «пошли». Здесь все ясно по глазам, по взвинченному, радостному, легкому настроению. Здесь все понятно. Протянул руку, обнял за талию и пошел, закружился, понесся в вихре. На мгновение выпустил из рук, и уже другая положила тебе руку на плечо. Кто-то кого-то потерял и растерянно ищет в толпе и, может, даже проклинает себя за то, что так неосмотрительно привел подругу на этот пятачок. А вот там танцуют не под аккордеон, а под свою песню. И аккордеон сдается, меняет мелодию, выжимает из мехов столько звуков, сколько только может. Да и надоело аккордеонисту, ну, не надоело, а вон с той красавицей бы пройтись. Эй, кто умеет? Умеют, здесь все умеют. Поиграй, а? Давай. Ремень с плеча на плечо. И не бо­ ится владелец, что сопрут его драгоценный инструмент. И кружится в сторону Московского тракта, переходя из вальса в фокстрот, а потом в танго и даже в вальс-бостон, да все с шуточками, с выкрутасами разны­ ми. Расступаются перед ними, хохочут, смеются, хлопают в ладоши. А он уже в другую сторону, к физико-техническому и дому Ученых. И не устал, 40