Сибирские огни, 1982, № 6

получиться само собой, естественно, ненавязчиво, свободно. Такая уж у меня работа. Жена провожает меня. Она привыкла. Хотя сначала никак не могла понять, за что мне платят сто двадцать рублей плюс пятнадцать процен­ тов — северная надбавка к зарплате. Жена вздыхает. Она не любит мою работу. Ты очень быстро стареешь на ней, говорит она. Возможно. Но дело в том, что работа мне нравится. Старший сын в отъезде, дочь на какой-то вечеринке, младший, на­ верное, затесался в первые ряды любителей кинокомедий. И вот ведь что странно. Почти в каждой квартире включен телевизор, каждый ве­ чер, каждый день. А им, людям, нужно еще кино на агитплощадке. Впро­ чем, вполне возможно, что они хотят побыть на людях, почувствовать свою приобщенность к человечеству. — Ну, я пошел,— говорю я. — Счастливо,— отвечает жена.—Опять сегодня промокнешь? — Не знаю. Но это не страшно, если и промокну, Я выхожу. Мне нельзя торопиться. Мне нужно вжиться, войти в роль, окунуться в воспоминания. И в то же время остаться здесь, в этом теплом вечере. А какой сегодня, действительно, теплый вечер! Что за ве­ чер! Как тогда... Последняя теплая, тихая, насыщенная запахами и таин­ ственностью неделя. Днем еще долго будет тепло. А вот ночью — уже нет, до следующего лета. Работать в такой вечер, в такую ночь легко. Все получается само собой. Не то, что в холод и слякоть. А вот зимой снова легче. Я иду по бульвару Кирова. С двух сторон тополя, старые-старые, им уже по семьдесят лет. Скамейки. Люди сидят на скамейках. Разговари­ вают, смеются. Очень много людей. Но это не те, что будут бродить ночью. Вернее, большинство из них вскоре разойдется по домам и обще­ житиям. Ну, да ведь каждый волен... А вот идет навстречу мой сослуживец. Идет медленно, опираясь на тросточку. Он уже не может быстро ходить. Он стар. Шляпа-канотье на нем. Белоснежная манишка и манжеты. Начищенные до блеска желтые штиблеты с чуть загнутыми вверх носками. Костюм немыслимого покроя. В плечах широк, в талии узок. Брюки мешком от самого ремня. Кто-то даже показывает на него пальцем, правда, за спиной, и смеется. Наверня­ ка прохожие думают, что он из цирка. А он просто вышел на работу. Он уже пятнадцать лет как на пенсии, а вот ведь все равно работает. Мы раскланиваемся молча, он — с достоинством, я — с глубоким к нему уважением. И хочется, мне давно хочется посмотреть на его работу. Там еще, наверное, есть рысаки, красные рубахи с кушаками, сапоги в гар­ мошку, картузы. И совсем другой город. Там, где мы с ним только что раскланялись, стоят редкие домишки с садами из черемухи и рябины. Лай собак. Лавочки у ворот. Тихий шорох, шепот. Чья-то пьяная песня. И тишина. Все равно там такая тишина! Небо чистое, звездное, от гори­ зонта до горизонта. Пройтись бы по этим улочкам, этой городской окраи­ не, посидеть бы под черемухой, сорвать гроздь еще не дозрелых ягод, ощутить во рту их вяжущий вкус. Он это может. Да вот только, к сожа­ лению, мы всегда работаем в одну смену. К тому же, мне нужно идти дальше. Я иду и чувствую, как незаметно перескочил в далекое прошлое. Не свое, а чье-то. Но откуда легче возвращаться. Поэтому, наверное, все наши сотрудники любят его, этого старика, и стараются в начале смены хоть издали махнуть ему рукой или раскланяться, как только что я. Бульвар мало изменился. Разве что вместо песка стал асфальт да бетонные бордюры, установленные таким странным образом, что в дождь или после дождя лужам некуда стекать, а людям негде пройти. Аллея Славы в конце бульвара, с портретами лучших людей района Дальше квартал вниз, под горку. Угол общежития. Здесь... Но это чуть позже на обратном пути. ’ А туча уже закрыла полнеба. Но такое однажды было Я очень хо­ рошо помню. Все посматривали на нее настороженно. Ну, пусть не сегод- 38