Сибирские огни, 1982, № 6

же спрашивает себя уже не как художника, как гражданина: «Допустим, даже сумеет он в некой, вполне реалистической манере и вполне осмысленной композиции раскрыть «движение». А для чего? И для кого? Смот­ ри любой и умиляйся. Или презрительно скашивай глаза. Или останавливайся в не­ доумении. Нет содержания, одно лишь мас­ терство. И что вообще за зрелище — дви­ жение?» Впрочем, вся жизнь Путинцева —выбор, альтернатива, порой жестокая, беспощад­ ная, когда ради каких-то высших целей при­ ходится поступаться любовью близких и до­ рогих тебе людей. Есть в романе «Свинцовый монумент» еще одно' подводное течение, еще один, с каждой страницей все отчетливей просту­ пающий план. Когда-то отец Андрея и Мирона расска­ зал юным сыновьям историю, похожую на легенду, о своих хождениях с геологами по Ерманчетской тайге. Экспедиция нашла бо­ гатейшие выходы свинцовых руд, но на об­ ратном пути почти все ее участники погиб­ ли, а образцы руд пропали. Только где-то среди вековой тайги на старом пне осталась стоять отлитая поисковиками фигура чело­ века. Так и стала она своего рода памятни­ ком, монументом погибшим. История эта потрясла братьев и для каж­ дого из них впоследствии имела свое про­ должение. Мирон после размолвки с люби­ мой уезжает с топографами в Ерманчетскую тайгу и там погибает. Андрея эти места с тех пор еще больнее притягивают: здесь по­ коится тело брата, здесь скрыта теперь уже семейная тайна. Зачем художнику Путинцеву нужна была тайна «свинцового монумента»? Каждое ле­ то он уходил в тайгу один, без четкого маршрута и конкретных задач похода. Вы­ лазки эти несметно обогащали Путинцева как художника: бродя по тайге, он как бы все ближе подходил к вечной «тайне дви­ жения» природы. А полулегендарный свин­ цовый человек был для Путинцева, вероят­ нее всего, той самой «вершиной» в его «квадратуре круга», к которой он так неис­ тово стремился в своем творчестве. И, ко­ нечно, не утилитарный поиск полезных иско­ паемых побуждал его пускаться в столь рискованные предприятия, а скорее надеж­ да на озарение, которое высветило бы и смысл жизни, и смысл искусства. И оно в конце концов приходит, приходит в момент для героя романа драматиче­ ский — свершается его последний выбор: впервые в жизни личное в его жизни пере­ вешивает общечеловеческое. Андрей Путинцев бросается на поиски за­ блудившейся в тайге любимой женщины (на сей раз в тайгу он отправился не один) и вдруг, остановившись перевести дух, на­ питься у ручья, уже «не мог отвести от него взгляда — взгляда художника. Ему пред­ ставилось, как в этот веселый бег воды мед­ ленно опускается одинокий березовый лист и... несется куда-то в неведомые дали. А солнце провожает его тоже как бы дви­ жущимся попутным лучом. ...Вот она, его «квадратура круга». Вот соединение движе­ ния и неподвижности... В движении нахо­ дится вся природа». И весь человек, во всех своих проявлениях. Невозможно оградить­ ся от чего-либо одного, не задев, не сделав ущерба другому. Когда-то, на заре своей 122 юности, Андрей Путинцев, разочаровавшись в любви, безжалостно отсек от себя это чувство. И вот теперь, на исходе жизненно­ го круга, он начинает понимать, как много отнял у себя, избрав столь несправедливую линию судьбы. Может, потому-то и не смог­ ла душа его, наглухо отгороженная от люб­ ви, постичь «тайны движения», ибо движе­ ние жизни немыслимо без любви. Смертью в самый свой счастливый миг за­ ставляет платить писатель художника Пу­ тинцева за прозрение. Трагический финал романа заставляет нас еще раз задуматься над тем, какой ти­ танической работы души, каких нравствен­ ных мук требует от человека подлинное ис­ кусство! АЛЕКСЕЙ ГОРШЕНИН Софрон Тотыш. Сын тайги. Рассказы. Ли- тературная обработка Л. Глебовой. Кеме­ ровское кн. изд-во, 1980. Призывы любить и беречь природу раз­ даются сейчас повсюду и повсеместно, ими полны буквально все средства массовой ин­ формации. Но, положа руку на сердце, вся­ кий ли из нас, особенно из горожан, хорошо представляет себе все сложности и тонко­ сти наших взаимоотношений с природой? Всякий ли способен дать исчерпывающий ответ, почему на смену некогда модной ди­ рективе «мы не должны ждать милости от природы» пришел совсем другой лозунг, на­ оборот, взывающий к милосердию по отно­ шению к матушке-природе? Да, конечно, благодаря научно-просветительной пропа­ ганде мы знаем, что есть некое биологиче­ ское равновесие, что в природе все целесо­ образно. Мы можем даже блеснуть эруди­ цией на этот счет, потолковать на ту или иную экологическую тему. Но вот встре­ тишь хорошую, умную книжку, полную не­ посредственных наблюдений над животным и растительным миром, и невольно убежда­ ешься, что абстрактные представления о природе могут вызвать только абстрактную любовь и абстрактное сочувствие к ней, что только живое прикосновение к ее тайнам способно пробудить искреннее человеческое участие к нашим братьям меньшим, вообще ко всему, что растет, цветет, летает и полза­ ет. Именно такую возможность и дает нам шорский писатель Софрон Тотыш. Его но­ вая книга —это еще одно увлекательнейшее путешествие по необозримым просторам си­ бирской тайги, которая по-прежнему, таит в себе столько еще не изведанного, непознан­ ного. По форме своей книга «Сын тайги» — это сборник новелл, объединенных общими героями. Живет на далекой пасеке дедушка Постан, умный, добрейший и честнейший старый охотник, которого так и хочется назвать шорским Дерсу Узала, и наведыва­ ется к нему, как только выберется свобод­ ное время, его внук Анчол. Дед и внук хо­ дят по тайге, охотятся, собирают ягоды и лекарственные растения. И, показывая эти нехитрые занятия двоих героев, писатель открывает нам целый мир, где все привыч­ но и в то же время необычно, где любой звук и шорох может обернуться неожиданным сюрпризом... Однажды летом, сидя с удочкой на бере­ гу лесного озера, Анчол услышал из таль