Сибирские огни, 1982, № 6

Значит, это все было! Было! Хоть на миг, но было! Я создал мир та­ ким, каким хотел, да только ничего хорошего из этого пока не вышло. Стыдно. Так стыдно. Казалось ведь, что я все знал, все предусмот­ рел, а выяснилось, что даже такой мелочи, как светофор, не мог выду-- мать. Да что светофор! Люди-то, люди-то куда рвались? Они ж е рвались из этого созданного мною мира, хотя в нем на каждого было по булке хлеба и по шароварам с широким поясом. Ну, шаровары-то, впрочем, это только для нас, взрослые не очень ими прельщаются. Я чувствую, что стало холоднее. Но ветер все так же метет снег, за­ кручивая вихрями верхушки сугробов. Носки в ботинках промокли и уже заледенели. Надо идти домой, но стыдно. Ведь никто там не знает, что я нафан­ тазировал, а все равно стыдно. Взялся и не справился. Но у меня-то еще есть время. Все равно попробую. А вот отец уже ничего не сделает. Тоже был фантазером, как мама говорит. Чудил и вы­ думывал черт знает что. Но у меня получится! Получится! Я вот только подучусь немного... Немного... Тоска в душе после всего, что со мной сейчас произошло. Может, •зря я затеял эту переделку мира? Может, у меня и через сто лет ничего не получится? Ну нет! Чтобы никогда никто не увидел далекие миры в других галактиках? Чтобы люди сутками толклись в очередях? Чтобы и другие отцы пьянствовали от тоски и от того, что сами не смогли пере­ делать мир? Ну нет! Нет! Не зря. Не получилось у меня? Пока не получилось. И завтра не получится. И послезавтра! Но уж потом-то должно получить­ ся. Да и не один я. Не один. Нас целый класс! И еще три учительницы: физичка, географичка и француженка! Долго же я шел сегодня из школы... Никогда не закрывающаяся калитка нашей ограды, расчищенное крыльцо одних соседей, заметенное —других, третье —наше. Его тоже замело. Ясно. Мама ушла на работу. Трое «сидят по лавкам». А отец... Я вхожу в квартиру, сбрасываю с ног промерзшие боты «Прощай, молодость!», снимаю шапку и телогрейку. На кухне холодно и темно. Чуть приоткрыта дверь в комнату. Оттуда доносятся голоса моих млад­ ших сестер. Они боятся выглянуть на кухню. Зря я так долго задержал­ ся. После физкружка нужно было сразу идти домой. На кухне возле кро­ вати лежит отец и что-то мычит в пьяном бреду. Его-то и боятся сест­ ренки. Я пытаюсь приподнять его и перевалить на кровать. Да, отец сломал­ ся. Трезвым я его почти не вижу. Когда меня нет дома, он куражится над мамой, бьет иногда посуду, но это редко, чаще поет и плачет. А утром прячет глаза, пьет холодную воду из кадушки, кряхтит, иногда рисует на печной дверце крест и клянется, что пить больше не будет, но к вече­ ру возвращается домой снова пьяным. Напиться —денег не надо, гово­ рит мама. Да он все реже и реже приносит домой деньги. Я все-таки переваливаю его на кровать. Только бы он не открыл свои налитые сейчас кровью глаза. Только бы он не начал свои беско­ нечные разговоры-крики, разговоры-жалобы. Только бы... Но сегодня он спит. Я захожу в комнату. Под потолком лампочка, вдоль стен кровати, комод, стол, за которым я готовлю уроки, а мама шьет. Три головастика поднимают на меня глаза и смотрят выжидательно, настороженно. Ведь я сейчас затоплю печку, накормлю их картошкой и вареной кетой, рас­ скажу сказку. Без сказки они не лягут спать. Ну что, малышня?! Говорить можно громко, отец все равно не проснется, Словно сигнал подал я им, и они начинают вдруг кричать, прыгать, толкать друг друга, лазить по мне, как по столбу. 14