Сибирские огни, 1982, № 6

которой хроникальная точность, верность правде исторических фактов на протяже­ нии сорока восьми часов, пока длятся со­ бытия пьесы, оказалась вполне достаточ­ ной, чтобы обеспечить спектаклю силу дра­ матургического произведения, причем, про­ изведения истинно художественного. Успех «Шестого июля» побудил автора продолжить опыт документально-художе­ ственного произведения. Вскоре появляется его историко-хроникальная драма «Боль­ шевики». Впервые пьеса была поставлена О. Ефремовым в московском театре «Сов­ ременник» к 50-летию Советской власти как заключительная часть трилогии о русских революционерах —декабристах, народо­ вольцах, большевиках. Быть может, имен­ но это обстоятельство задержало появле­ ние драмы в качестве самостоятельного про­ изведения на сценах театров нашей страны. Во всяком случае, в новосибирском «Крас­ ном факеле» «Большевики» появились только в сезоне 1977—1978 гг. Пьеса к этому времени уже не была но­ винкой, так что «удивлять» оригинально­ стью выбора репертуара театр никого не мог. Речь могла идти только о самостоя­ тельном углубленном поиске своего реше­ ния. Это —пьеса о Ленине, хотя Ильич на сцене не появлялся ни на минуту. И поя­ виться не мог бы, потому что в тот день, 30 августа 1918 года, когда разворачивались события, положенные в основу пьесы, на­ ходился на грани между жизнью и смер­ тью. Тяжело раненного, истекающего кро­ вью, его привезли в кремлевскую квартиру, отделенную от зала заседаний Совнаркома лишь коридором. Так начиналась важнейшая тема спектак­ ля —о мужестве, несгибаемой воле боль­ шевиков, о тех, кто и в самом большом личном горе умел подчинить личное обще­ ственному. «Большевики» в «Красном фа­ келе» представали спектаклем широким, масштабным, повествующим о народных судьбах революции. Время с его грозными чрезвычайными событиями врывалось сюда, в мозговой центр Республики, во всем своем хаосе и взвихренности. Здесь оно облекалось в плоть декретов, обретало мощь призыва, лозунга, способного повести за собой рево­ люционные массы народа. Образ Времени с его гигантскими по масштабам явлениями был зримо воплощен в виде огромной, во весь портал, карты страны, обожженной по краям, опаленной пожаром войны. На фо­ не этой карты особенно контрастно пред­ ставала достоверная до малейших деталей обстановка зала заседаний: белые кресла с алыми сиденьями для народных комиссаров, простое кресло с плетеной спинкой —для председателя. Постоянно возникающее по­ верх сцены изображение нервно пульсирую­ щей, беспрерывно бегущей телеграфной лен­ ты заставляло вспомнить слова поэта: «Это —время гудит телеграфной струной». Постановщик С. Иоаниди и художник Е. Гороховский уже внешним обликом спек­ такля передавали свое стремление соединить конкретно-историческое начало с обобщени­ ем .вплоть до символа, иными словами,— оставаясь верными принципу документализ- ма, осмысливать документ художнически. 150 Четкую социальную окраску имел цент­ ральный нравственный конфликт: совершив самую гуманную в истории человечества революцию, российский пролетариат во гла­ ве с партией большевиков вынужден при­ нять закон о «красном терроре». К этой чрезвычайной мере правительство решается прибегнуть .для того, чтобы сохранить за­ воевания Октября от белогвардейцев, кото­ рые повсеместно организовывали кулацкие мятежи, от злодейских покушений эсеров, которые открыли настоящую охоту на боль­ шевистских руководителей. Жестокость бы­ ла необходима во имя высших принципов гуманизма. И в этот трудный момент большевики- ленинцы твердо произносили свое в муках рожденное — «Да, согласен!» Ни в пьесе, ни в спектакле не было раз­ вернутых многоплановых характеров. Но когда в финале Цурюпа (В. Харитонов) раздумчиво произносил: «В каждом из нас есть частичка Владимира Ильича...» —это­ му верилось безусловно. Верилось, потому что ленинскую страстность и искренность раскрывали перед зрителями в ролях Кол- лонтай и Петровского А. Покидченко и А. Лосев. Потому что ты стал свидетелем железной собранности, мудрой неторопли­ вости в решениях Свердлова (А. Дорожко). Потому что силу убежденности, волю Стуч- ки и горячую напористость, энергию Кур­ ского подчеркнули своим исполнением Е. Ле-. мешонок и В. Бирюков. Ленинская иро­ ния —удачно найденный штрих в характере Загорского (И. Белозеров), простота чело­ веческого облика и профессиональное уме­ ние облекать мысль в публицистически от­ точенные фразы —характерные черты Стек­ лова в исполнении Е. Иловайского. По-ин­ теллигентски мягок, сердечен и раним Луна­ чарский в исполнении В. Чумичева. Спектакль о верности ленинизму, о высо­ ких моральных устоях большевиков встре­ тил теплый зрительский прием. Когда в финале, счастливые, преображенные, чувст­ вуя плечо друг друга, участники заседания Совнаркома тихо-тихо, почти шепотом, за­ певали гимн партии «Вставай, проклятьем заклейменный...», радость сообщения — кризис миновал, Ленин будет жить! —объе­ диняла всех. Зрители стоя приветствовали исполнителей. Для того, чтобы ощущение соучастия, сопереживания возникло в зри­ тельском зале, необходимо многое. Необхо­ димо, чтобы был выявлен современный, волнующий сегодняшнего зрителя кон­ фликт, нужно найти точную атмосферу действия, нужна искренность каждого уча­ стника спектакля. Все это присутствовало в спектакле краснофакельцев. Значительным произведением докумен­ тальной Ленинианы стала пьеса «Синие ко­ ни на красной траве». Определив ее жанр как «опыт публицистической драмы», М. Шатров предложил исполнителям роли Ленина вовсе отказаться от попыток пе­ ревоплощения. По мысли автора, в главной роли должен выступить артист —наш сов­ ременник. Без грима и ленинского костю­ ма он должен начать свой рассказ о делах и мыслях Ленина, обо всех его заботах в течение одного лишь дня—-2 октября 1920 года, дня открытия Третьего съезда комсо­ мола. В пьесе Ленин иногда говорит о себе в третьем лице, иногда —в будущем време