Сибирские огни, 1982, № 6

вам Ленина значительность, но подчас раз­ рушала простое человеческое общение. По­ степенно, от спектакля к спектаклю, испол­ нитель находил чувство меры, и тогда во всей прлноте представала главная мысль постановщика —подчеркнуть громадный, глобальный масштаб событий. В спектакле раскрывалась мудрость и дальновидность замыслов вождя, с особой силой звучала пламенная мечта Ленина в знаменитой сце­ не у стен Кремля. Обращаясь к своему спутнику Рыбакову, Ленин говорил, по су­ ти дела, со всем залом, брал в свидетели своих дум сегодняшних зрителей. Особую остроту восприятию образа Ленина прида­ вало то, что в эти дни только что закон­ чил свою работу XX съезд партии, вос­ становивший ленинские нормы партийного руководства. Столь же масштабно раскрывался в спектакле и образ инженера Забелина (С. Бирюков). «Такие люди, как Забе­ лин,—говорил о своем герое исполнитель,— были и среди профессуры, врачей, арти­ стов... Они не были предателями своей Ро­ дины, они остались в России и, поняв, может быть, постепенно великие идеи Ленина, при­ ходили честно работать и создавать буду­ щее своей страны». Вскоре А. Глазырин покинул Новоси­ бирск и стал работать в Москве в театре имени Станиславского. Здесь он вновь встретился с образом Ленина — в спектак­ ле «Шестое июля». Новосибирцы е осо­ бым интересом прочли отзыв о новом для Москвы исполнителе, который дала М. О. Кнебель, сопостановщик с Вл. И. Немиро­ вичем-Данченко «Кремлевских курантов». Вот как оценила она работу Глазырина: «Каждый новый исполнитель роли Ленина вызывает в нас сложное чувство интереса и недоверия одновременно. Алексей Глазы­ рин по своей индивидуальности НС похож ни на Грибова, ни на Смирнова, с которы­ ми мне пришлось много работать, и я боя­ лась, что помешает некоторая предвзятость. Но я его приняла. В первую секунду меня поразил тембр его голоса, он показался мне чужим в этой роли, а потом я увидела по-настоящему умного человека, и мне ста­ ло интересно наблюдать за ним и слушать его». И все же М. Кнебель отметила, что А. Глазырину не хватает «непосредствен­ ности, права на интуитивные ходы» '. Под выражением «интуитивные ходы», очевидно, следует понимать и те «озарения», над вос­ произведением которых так бился Немиро­ вич-Данченко. Мы нарочно вспомнили этот отзыв о Глазырине, чтобы яснее понять сильные и слабые стороны другого краснофакельского спектакля —«Третья, патетическая», завер­ шающей части трилогии Н. Погодина. По­ становщик К. С. Чернядев избрал ключом к своему спектаклю тему ленинского пони­ мания справедливости, построил действие на основе лирических размышлений о судь­ бах гуманизма в век великих социальных катаклизмов. Одной из центральных сцен стал раз­ говор Ленина с Ириной Сестрорецкой, кото­ рая пришла с просьбой о помиловании брата, совершившего преступление. Ирина —А. По-1 1 К н е б е л ь М. Трудный час революции,— «Советская культура», 1965, 2 марта. 146 кидченко выплескивала все горе, накопив­ шееся в душе, надеясь найти в Ленине доб­ рого отзывчивого человека. Поняв ее, всем сердцем сочувствуя ее беде, Денин (Гла­ зырин) в то же время твердо, решительно говорил: «Но я прошу вас понять меня как государственного деятеля, который не мо­ жет и не умеет быть заступником в таких делах. Не может, не должен. Нельзя, не­ мыслимо. Прошу понять меня». Потрясен­ ная, подавленная отказом, Ирина —Покид- ченко уходила, сотрясаясь всем телом от беззвучных рыданий. Сцена производила сильное впечатление. Но вот Ленин оста­ вался один. Он задавал себе вопрос: доб­ рый или недобрый он, Ленин? «Ленин... Ка­ кое странное слово. Наверное, я позабы­ ваю, что это слово должно производить какое-то серьезное впечатление. Может быть, оно существует помимо меня, обособ­ ленно, и я об этом позабываю. Ленин! И хочещь ты этого или нет, милый това­ рищ, но в этом слове собираются высшие понятия влаети и еще чего-то важного... Справедливости, может быть, совести...» Монолог этот чрезвычайно важен для понимания центральной идеи спектакля, понимания сущности ленинского гуманизма как явления социально значимого. Именно здесь историческая пьеса перекликалась с современностью (не забудем, что то были годы ликвидации последствий культа лич­ ности). У Глазцрина подход к монологу шел прекрасно — в сцене с Ириной Сестро­ рецкой артист тонко и точно передавал всю сложную гамму личного сочувствия и не­ обходимой суровости ответа, внимания и строгости. Когда Ленин молча слушал мольбу девушки, казалось, цн готов был ее утешить, едва ли не погладить по голове, чувствовалось, что он бодеет ее болью. По эта вполне конкретная и такая глубокая сцена не находила достойного продолже­ ния в монологе. Именно здесь не хватало у актера масшабности мышления в образе и того качества, которое М. Кнебель назвала «правом на интуитивные хс»ды». В сезоне 1964/65 гг. в спектакле «Меж­ ду ливнями» в роли Ленина новосибирцы увидели Н. Ф. Михайлова. Высокий, стат­ ный, с густым баритоном, он не ставил перед собой задач документального характе­ ра. И постановщик К. С. Чернядев, и испол­ нитель справедливо полагали, что зрите­ лям 60-х годов интересно видеть нового исполнителя ленинской роли только в том случае, если это не иллюстрация к общеиз­ вестному, если перед ними не просто за­ фиксированный портрет, а новая версия, новый поиск неоткрытого в неисчерпаемой ленинской теме, когда с нашими сегодняш­ ними мыслями и заботами мы обращаемся к великому образу. В век научно-технической революции, век кибернетики люди пытливо обращаются к Ленину — гению мысли, к Ленину-ученому, все глубже убеждаясь в его прозорливо­ сти, его мудрости, поражающей челове­ ческое воображение. Не случайно, что первым исполнителем роли Ленина в спек­ такле «Между ливнями» (театр имени Маяковского) стал Максим Штраух, дарова­ нию которого всегда наибЬлее, близкими бы­ ли такие ленинские черты, как энергия и глубина мысли. Ведь именно эти качества Владимира Ильича с особой силой подчерк