Сибирские огни, 1982, № 6
В составе экспедиции находились чехи. Двое из них вписались в коллектив зимов щиков еще на пути к Антарктиде, во время многодневного плавания, третий держался замкнуто. Кокарев про себя нарек этого не людима «Паганелем» (за высокий рост, ху добу, рассеянность и близорукость). Вско ре после прибытия на Новолазаревскую тот подошел познакомиться, заговорив по-ан глийски: «Вы и есть тот самый Кокарев?» Кокарев с затруднениями, но, тем не ме нее, по-английски же отозвался: «Почему «тот самый»?» «Я Павел Халоупка, физик,—представил ся вместо ответа чех и добавил с добродуш ным укором: —А ваш английский, мягко го воря, оставляет желать лучшего!» Так началось третье из счастливых зна комств. «Паганель», как выяснилось взял Кокарева на заметку еще на «Оби», когда в один из вечеров по корабельному оадио объявили: «По заявке участника экспедиции Геннадия Кокарева исполняется прелюд но мер один (до-минор) Рахманинова». Их сдружила любовь к музыке. И к хо рошей' книге. И еще стремление рациональ но использовать время. В последнем новый знакомец оказался для Кокарева своего ро да мощным катализатором: в его присутст вии просто невозможно было филонить. Ес ли, например, укладываясь спать, «Пага нель» не мог пожаловаться на головную боль, вывод делался единственный: плохо поработал. И на другой день, соответствен но, объем нагрузки увеличивался. В совер шенстве владея двумя десятками языков, этот целеустремленный человек отнюдь не считал для себя возможным поставить точ ку: на глазах у Кокарева выучил еше один — китайский Нет, Кокарев не воздвигал перед собой подобных сверхзадач, но одно решил твер до: увезет отсюда английский, о котором даже «Паганель», не покривив душой, сможет отозваться, как о безукоризненном. И увез! Двухлетнее пребывание на Земле Короле вы Мод, как звучно именуется местность, где обосновалась научная станция Новола заревская, имело для Кокарева весьма важ ные последствия, он разочаровался в «сей смо» и отдал свои симпатии «метео». Как известно, все королевы капризны — и в этом их главное достоинство. Не менее известно и другое: рекорд по капризам при надлежит Королеве Мод. Зато мало кто знает, что нареченную ее именем землю то же отличают королевские замашки: она выпрягается из общепринятых на шестом континенте норм поведения По этой причи не на королевской территории существует свободный ото льда пятачок суши, имену емый оазисом Ширмахера (его-то как раз и облюбовали советские зимовщики). Конечно, пятачком это прихотливое тво рение природы можно назвать лишь услов но, в сопоставлении с громадой всего мате рика, на самом же деле здешние холмы, долины, озера занимают площадь тридцать два квадратных километра. А вокруг веч ные, многокилометровой толщи, льды, ад ская стужа, ураганные ветры... Можно вообразить, каким бельмом ни ледяном гла зу выглядит сей королевский каприз с высо ты птичьего полета, какие на этой высоте происходят столкновения разнородных воз душных масс, как все это дьявольски инте ресно для метеорологов, и можно вообра зить, наконец, как рядом с этими захваты вающими дух аномалиями тускнеет все остальное, в том числе и монотонные, как застарелая зубная боль, записи сейсмогра фов... Короче говоря, вернувшись осенью 1963 года из Антарктики, Кокарев повидался в Иркутске с родителями, а потом махнул в новый научный центр. В лабораторию, где пытались накинуть математический наморд ник на погоду. Оказалось, Юрий Иванович в достаточной мере представлял себе особенности работы сейсмолога на зимовке. «Вы там не утратили творческих способ ностей?» — был первый его вопрос. Кокареву, грешным делом, подумалось, что представление о характере труда точное, а вот вопрос наивный: какой идиот распи шется в творческой беспомощности! Тем не менее заявил по-честному: «А я и сам не знаю, проверить надо!» Юрий Иванович оценил откровенность, предложил: «Старшим лаборантом пойде те?» Кокарев вздохнул: «Юрий Иванович, меня ребята с правилами игры ознакомили...» Ученый рассмеялся, сказал: «Отдел кад ров на первом этаже». «Правила игры» были такими: из всех молодых сотрудников Юрия Ивановича ни один не миновал лаборантской ступеньки, она служила своего рода лакмусовой бу мажкой, помогая определить кто есть кто. И Кокарев пошел на это испытание, хотя в трудовой книжке у него —в двух последних записях —значилось: м. н. с. «Знаешь, я, кажется, влюбился...» «О, бог мой, ты ведь женат!.. Скажи, хотя бы, кто она?» «Метеорология...» Кокарев решился повернуть к «метео» от «сейсмо» лишь годом позже того, как Юрий Иванович повернул сюда же от нейтронов. Однако за этот год в подходе ученого к проблеме прогноза погоды произошли важ ные изменения. На его работу десятилетней давности по-прежнему опирались практики, продолжали ссылаться во всем мире теоре тики, сам же он не собирался ни опираться на вчерашние достижения, ни ссылаться на них. Ему виделись иные дали. Иные высо ты. И самое интересное: толпившаяся во круг молодежь безоговорочно верила в эти видения шефа. Поверил, придя в лабораторию, и он, Кокарев. И лишь теперь, спустя три года, задумался: не мираж ли то был? Вообше-то Кокареву тогда повезло, он подгадал, что называется, ко времени. В лаборатории как раз закончился этап становления —была завершена разработка пробной математической модели, воспроиз водящей атмосферные процессы под иным, нежели прежде, углом зрения, на ином уров не. Правда, пустить эту пробную схему в дело, использовать на практике не представ лялось возможным, зато она многому на учила, на многое открыла глаза. Короче, Кокарев влился в коллектив в тот самый момент, когда здесь началась диспозиция для нового штурма Причем, теперь решено было навалиться на метеорологическую 130
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2