Сибирские огни, 1982, № 6

Гражданскую, а мужа с сыновьями в Отечественную, и ты бы свихнулся... Да ты меня не понял,— морщится Борис.— Я про милицию. Ну как можно два раза в год не найти сил, чтобы нейтрализовать одну-един- ственную старушку!? Почему бы не переселить ее отсюда подальше?.. — Ты сам знаешь...— вставляю я. — Пока ее хибару не снесут, хозяйка попросту из нее не уйдет,— сердито продолжает Борис.—Это старая песня. Если подойти по-людски, то все можно организовать в лучшем виде. — Да сама же она не хочет! —Мне тошно от этого пустопорожнего спора. И Борька вдруг сразу размякает. — Ты не обижайся, старик,— говорит он,—ты же понимаешь, я про­ сто разряжался. Мы берем еще пива, долго цедим его и ничего не говорим. Больше всего нам досадно, что баба Вера проскользнула под самым нашим но­ сом. Мы слушаем далекий оркестр и не смотрим друг на друга. Потом оркестр стихает, и почти немедленно появляется милицейская желто-синяя «Волга» с гербами на дверцах и надписью «ГАИ» на багаж­ нике. Бабе Вере помогают высадиться на гранитную бровку тротуара, и машина тут же исчезает. Теперь баба Вера замечает нас. В очень старом своем длинном бе­ лом платье, с прихваченными бинтиком белыми волосами, тихая и бес­ шумная, она тенью приближается к нам, едва доставая глазами до мра­ морной столешницы, поднимает над головой и кладет между кружками свои, не врученные воинам, продукты. — Проводила. На машине проехала. Здравствуй, Толик, здравствуй, Боренька, здравствуйте, деточки. Покушайте хоть вы, пожалейте ста- руху. Она несет яичко и ларечнице: — Скушай, Тасенька, скушай, деточка, некого же мне кормить... Ларечница ее жалеет, берет яичко, а сама достает из-под прилавка бутылку лимонада: — Ты попей, баба Вера, поди, запарилась в этой машине... — А нет,—отвечает баба Вера,—они для меня форточку открывали и еще спрашивали: «Не дует, бабушка?» Но стаканчик лимонада она все же берет и подходит к нам. Ставит воду на полочку под столешницей, куда положено класть сумки: так ей сподручнее. Ставит и сразу о ней забывает. Внимательно, пронзительно всматривается по очереди в наши лица светло-голубыми выцветшими глазами и наконец начинает свой обычный допрос. — Боренька, вот ты воевал. Как же ты уцелел в этом аду? Ты хоро­ шо прятался, да? Она спрашивает без обиды, без вызова, просто с участием. Это при­ вычный для Борьки вопрос, и он привычно, терпеливо отвечает: — Да я, баба Вера, почти не воевал. Всего несколько часов. Они постреляли, мы постреляли. В кого попали, тот упал. — А остров-то этот, как его?.. — Даманский. — Да, Таманский... Она грустно молчит, будто что-то пытается вспомнить. Потом спра­ шивает: — А в тебя не попали, потому что ты хорошо спрятался? — Да,—соглашается Борис.—Я вырыл самый глубокий окоп и оттуда стрелял. — Молодец, Боренька. Ты отомстил за моего Ваню. — Отомстил, баба Вера. Она еще молчит. Наступает моя очередь. Мне тоскливо, потому что ее младший сын Иван, мой ровесник, которого она спасла из дотла сож­ женной фашистами деревни, погиб в 68-м году на моих глазах. — Толик,—просит баба Вера.—Ты, сыночек, не обижайся, ты рас­ скажи мне про Ванечку. Как он погиб? 111